На далеких окраинах

Брилло прихватил пистолет левой рукой — еще хуже. Он опустил оружие и швырнул его через всю комнату; вскочил, прошелся раза два, ломая руки, потом остановился как раз перед печкой, прислонился лбом к ее облупившейся штукатурке и глухо зарыдал... если можно назвать рыданиями это дикое вытье, прерываемое каким-то хриплым собачьим лаем.

Несколько испуганных солдатских лиц показались в полуотворенных дверях.

***

И вот эта печка стала словно уходить из-под его воспаленного, горячего лба; какая-то длинная темная галерея открылась перед его глазами; из этой мрачной трубы несет холодом, как из погреба... В самой глубине далеко-далеко мерцает какой-то неопределенный свет; это беловатое облачко принимает формы, оно складывается в какой-то знакомый, смеющийся образ. Чудная нота дрогнула в воздухе: голос, глубоко проникающий в возмущенную душу, поет свою неземную песню...

Другой образ темным пятном заслоняет светлое видение... Надменно смотрят серые глаза и рот складывается в холодную, презрительную улыбку... «А не хочешь ли вот этого?» — и призрак взмахивает своей татарской нагайкой.

— Он, он! проклятый! — пронзительно вскрикнул рыжий артиллерист и без жизни, без движений грянулся навзничь, широко раскинув свои руки.

На дворе послышался топот коня. Кто-то спрашивал: «Ну, что?» Другой кто-то отвечал: «Да вот поглядите, ваше благородие...»

Взошел доктор, остановился на одно мгновение и кинулся поднимать упавшего.

— Воды, скорее, льда... — приказал он денщику. — Пошли вестового верхом в крепость, чтобы сейчас фельдшера Мандельберга тащил... надо кровь бросить... Постой, скажи, чтобы инструменты перевязочные захватил... Да никак они со мной...

Доктор поспешно сунул руку в боковой карман, выдернул... в разные стороны посыпались карты с надогнутыми углами; между ними мелькнули две стереоскопные карточки с голыми барынями, в самых утрированных ракурсах.

***

А доктор на возвратном пути от Батогова успел уже рассказать кое-кому из встретившихся ему на пути о своем разговоре с Батоговым... и даже сообщил мнение свое, что Батогов «прав, то есть, с какой стороны ни заходи — прав», и «что он не знает, удастся ли ему уломать этого пылкого Брилло».

Все выслушивали доктора, соглашались с ним, что Батогов прав, соглашались, что пылкого Брилло уломать довольно трудно... и спешили поделиться с другими свежими новостями.

Таким образом слухи об отказе Батогова от дуэли, приняв опять фантастические размеры, разнеслись по всему городу прежде, чем на крепостной стене дежурный артиллерист, раздавив у себя на шее здоровенного клопа, приложил фитиль к затравке заревой пушки.

***

— Так он отказался, — говорил рыжий артиллерист, который пришел уже в чувство и давно сидел опять в своем кресле, а доктор в четвертый раз передавал ему свою историю.

— Он говорит, — убеждал доктор, — пускай его посмотрит на дело совершенно с другой стороны и тогда он увидит ясно, что тут не было никакого оскорбления.

— Слушай ты! — Брилло отделился от спинки кресел. — Кто из нас с ума сошел? Ты или я? Или он, наконец, или оба вы вместе?

— Обыкновенная случайность... — бормотал доктор. — Конечно, случайность не совсем приятная...

— Лошадь седлать! — крикнул Брилло и крикнул так, что спавший на куче клевера вестовой кубарем скатился вниз и бросился в конюшню.

— Что ты делаешь, помилуй? — засуетился доктор. — Да это совершенное безумие. Ты хочешь ехать к нему... Да ты на седле не усидишь… Ведь вот...

— А вот я ему покажу...

— Брилло, да не дури, ну, голубчик, ну, выслушай ты меня внимательно...

— Лошадь, проворней!

Брилло стукнул кулаком по столу так, что на нем зазвенели разные безделушки и полетела на пол стоявшая у самого края пепельница.

Доктор поспешно и убедительным тоном начал излагать рыжему артиллеристу свои доводы.

— Ну, — говорил он и даже всем корпусом вперед наклонился, — положим, ты доедешь. Ну, что ты сделаешь?.. Во-первых, тебя во двор не пустят: там этих косоглазых чертей сколько; опять этот Юсупка, такая преданная сволочь... Да опять, разве ты с ним сладишь?.. Ну, он тебя того... (доктор сделал выразительный жест) — и концы в воду. Будет совершенно прав: ночное нападение, он защитился... Разве тебе этого нужно? Пойми ты, я тебе добра желаю. Погоди, выжди случая подходящего, мы его еще заставим драться...

Доктор за спиной у Брилло замахал рукой вестовому, явившемуся на пороге доложить, что лошадь готова.

— А тем временем ты несколько поправишься, — продолжал убеждать доктор. — Общественное мнение все на твоей стороне (доктор готов был приврать немного). Даже на что Марфа Васильевна (Брилло застонал), даже она говорила, что Батогов уж слишком...

Доктор, увлеченный красноречием, начинал портить дело.

— Эдак умрешь прежде, чем дождешься случая, — почти шепотом произнес Брилло и задумался.

Вспышка прошла; доктор торжествовал.

В отворенное окно полез какой-то мальчишка-сартенок; в руках у него была бумажка.

— Ты чего, дьявол? — крикнул ему доктор.

— Эй, тамыр, — начал сартенок, сидя на подоконнике. — Здесь живет тюра, которого нагайками били?