На далеких рубежах

Аэродром бомбардировщиков находился на расстоянии шестисот километров от Холодного Перевала и лежал за крутым изгибом широкой и полноводной реки. По данным метеослужбы, в районе аэродрома тоже стоял туман, и Поддубный, настроившись на приводную радиостанцию, попросил на всякий случай включить систему слепой посадки.

Когда он приземлился и вывел МиГ в указанное дежурным офицером место, первое, что бросилось ему в глаза, был идеальный порядок. Бомбардировщики-великаны были выровнены в одну линию. Рулежные дорожки подметены и вымыты. Швы между бетонными плитами старательно залиты гудроном. Нигде ни кусочка проволоки, ни палки, ни соринки вообще.

Вокруг аэродрома виднелись бугорки капониров.

Аэродром был старый, довоенный, обжитой, с капитальными сооружениями, с новейшим оборудованием. От ангаров, в которых, очевидно, размещались ремонтные мастерские, к городку вела березовая аллея, как в помещичьей усадьбе. Из-за деревьев выглядывал красивый каменный дом с фонтаном и колоннами. Для полного эффекта не хватало лишь пары вороных, запряженных в карету с гербами…

«Знал, где окопаться, чертов Жук!» — с завистью подумал Поддубный, сравнивая этот аэродром со своим крохотным «хозяйством», которое, несмотря на все старания подполковника Рожнова, выглядело временным.

Дом с колоннами оказался гарнизонным Домом офицеров. За ним, создавая улицу городского типа, тянулись ряды ДОС-ов, столовых, магазинов, бытовых мастерских. Особняком, почти на самом берегу реки, стоял штаб полка. Вход в него, кроме часового, охраняли два гипсовых льва с оскаленными пастями.

Офицер, сопровождавший гостя, попросил его минутку обождать, пока вызовут командира полка.

Полковник не заставил себя долго ждать. Через несколько минут он прибыл — полный и грузный, среднего роста и средних лет человек, с черными, коротко подстриженными усиками и такими же черными, вразлет, бровями. На его одутловатых щеках играл здоровый румянец, в небольших карих глазах светилась лукавая хитринка. На полковнике ладно сидел мундир с двумя академическими «ромбами» и многочисленными орденскими ленточками.

Полковник встретил Поддубного взглядом, не сулившим особой любезности. Он сел за стол и только после этого протянул руку, здороваясь.

— Весьма рад познакомиться с вами, товарищ подполковник, — сказал Жук с певучим украинским акцентом. — Весьма рад, хотя, говоря откровенно, до сих пор точит меня червь, — он ударил себя в грудь, — за остров, который вы у меня отобрали. Это агрессия, и вы — агрессор! Да, да, не возражайте! Вы — агрессор! Так и подмывает поднять всю свою армаду и прогнать вас с острова.

— Поднять то можно, а вот сумеют ли ваши летчики добраться до Туманного — это еще вопрос, — делая вид, что не понимает шутки, отпарировал Поддубный.

— Вы намекаете, что перехватите и собьете нас?

— Именно это я и хотел сказать, — усмехнулся Поддубный.

— Сказала Настя, как удастся. Мы ведь сами с усами, и вы не очень задирайте нос, перехватчики!

— Собственно говоря, не перед кем и задирать.

— Это как же? — насторожился уязвленный полковник.

— А так. На бреющем летать боитесь, на практический потолок тоже поднимаетесь весьма неохотно. Что же вы за волки, спрашивается? Создается впечатление, будто ваши экипажи не имеют ни малейшего представления о тактических приемах американской бомбардировочной авиации. Летают, как на параде. Да и на параде, собственно говоря, уже так не летают…

— Позвольте, позвольте, — заерзал Жук. — Вы серьезно или шутите, подполковник?

— Совершенно серьезно, товарищ полковник. Стал бы я за шестьсот километров прилетать к вам шуток ради! Мы просим у вас тигров, а вы подсовываете нам кроликов… Мне нужно учить летчиков перехвату целей на малых и больших высотах, а вы посылаете на средних. Но нам такой, как бы вам это получше объяснить, такой, ну, ручной, что ли, противник не годится. Мы частенько зря тратим горючее и моторесурс. Так вот вчера я взял и попросту завернул своих перехватчиков домой.

— Так, — забарабанил полковник по столу короткими толстыми пальцами. — Следовательно, вас не удовлетворяют наши полеты?

— Вы правильно поняли меня.

— Вероятно, шумели уже и перед генералом? — полковник поднял на собеседника колючие глаза.

— Пока не шумел, но собираюсь.

— Так-так. Режете, значит, правду-матку в глаза? Люблю таких. И не люблю тех, что… — полковник потер себя указательным пальцем за подбородок, — что вот так исподтишка тебя… Но я убеждаюсь, что вы привыкли смотреть со своей колокольни, а если бы поглядели с моей, то, может быть, иначе запели бы… Как вы думаете, есть у меня молодые экипажи, которых нужно тренировать в первую очередь?

— Вероятно, есть, — согласился Поддубный, сразу догадавшись, о чем собирается говорить полковник.

— То-то оно! А какой дурак пошлет молодого на бреющем, да еще над горами, а? Да еще ночью?

— А вы и не посылайте. Тренируйте его здесь, у себя.