На далеком меридиане

В 1936 г. в базе и на флотилии эсминцев ощущалась особая нужда в советниках. Именно в эти дни и приехали ко мне два наших волонтера С. Рамишвили и В. Дрозд. Они появились поздно вечером 10 или 11 ноября 1936 г. Услышав родную речь, я выбежал к ним навстречу, и мы радостно приветствовали друг друга. Разговор затянулся далеко за полночь. Дрозд и Рамишвили наперебой рассказывали, как, стараясь не выдавать себя, они не без приключений добрались из Парижа, через Тулузу и Барселону, в Валенсию. Как там, не желая называть себя, они попали в безвыходное положение, но потом рискнули назвать мою кличку «Лепанто» и были без всяких трудностей направлены в Картахену. Но приятнее всего было услышать их рассказы о делах на Родине и особенно о флотских новостях. Слушая их, я думал, кого правильнее оставить советником у флегматичного Антонио Руиса и кого направить к неистовому андалузцу — командиру флотилии эсминцев Висенте Рамиресу. Будущих советников я знал по работе на Родине и, учитывая черты их характера, попросил С. Рамишвили взять на себя обязанности советника у командира базы, а В. Дрозда — поработать вместе с командиром флотилии эсминцев. Как показали дальнейшие события, выбор оказался удачным. Рамишвили, знавший французский язык, быстро научился говорить по-испански, прекрасно ладил с людьми и через два месяца знал базу со всем ее огромным хозяйством не хуже дона Антонио. С раннего утра он со своим шофером и другом Хосе уже колесил по причалам порта, беседовал то с одним, то с другим должностным лицом, и все это у него получалось складно, а испанцы, видя его энергию, никогда не отказывались слушать его советы. Командир базы Руис первое время не [133] поспевал за ним, а потом успокоился, передоверив многие вопросы дону Хуану Гарсиа (Рамишвили). Всем нашим морякам-добровольцам приходилось работать на кораблях в сложных условиях. На одних кораблях брали верх социалисты, а на других («Хайме I») сильным оставалось влияние анархистов. Все хотели участвовать в борьбе, но нередко по-разному понимали свою роль. Наконец, не все одинаково относились и к нашим товарищам, хотя внешне старались этого не показывать. Но сложнее всего была обстановка в базе. Как в фокусе, в базе сосредоточивались все противоречия и находили выражение не только в бурных митингах или собраниях, но и в прямых стычках с оружием в руках. Анархисты, влияние которых в провинции Мурсия было значительным, много шумели, но первыми бросали работу, когда наступали сумерки и увеличивалась вероятность налетов.

На долю дона Хуана Гарсиа выпали трудные обязанности: обеспечить разгрузку транспортов в условиях частых налетов, и в том, что мы не потеряли в Картахене не только ни одного корабля, но и ни одной винтовки, — его большая заслуга. Кроме этого, он помог испанским товарищам укрепить зенитную оборону базы, организовать охрану рейдов и гавани и работу ремонтных мастерских. Энергичный, неунывающий южанин, он как-то умел находить общий язык с испанцами и заставил уважать себя. Он хорошо разбирался в людях и знал, на кого можно положиться. Вокруг дона Хуана Гарсиа даже сколотился определенный актив. Так, по делам хозяйственным он мог положиться на полковника Матео, и тот честно выполнял все его поручения. В арсенале у него были свои друзья. Если Патрицио Касадо — начальник арсенала — не всегда был лояльным, то заместитель его Франсиско Перейро, секретарь Мелиа и начальник корпусного цеха Артахо являлись надежными помощниками в любой обстановке. Заслуживает упоминания «Альмиранте Лаго» [134] (как его звали шутя), который выполнял тяжелую обязанность командира «Вихилянсии», т. е. наблюдения за водным районом базы. Выдвинутый Хуаном из младших офицеров, он всеми фибрами души ненавидел фашистов и прекрасно справлялся с выросшим хозяйством, состоявшим из разных кораблей и катеров. Именно он должен был следить, не проберется ли какая-нибудь подлодка в базу во время бомбежки. Такие же преданные люди находились «в гвардии роха», охранявшей порядок в базе, в береговой артиллерии и даже в профсоюзах.