На дальнем прииске

Потом ее выслали в Вологодскую губернию, везли в «столыпинском» вагоне. А. К. везли из Владимира. В этом вагоне они и познакомились. В самой Вологде никого из высланных не оставили, начали распределять по менее крупным населенным пунктам. Им обоим выпал Яренск, так они случайно оказались вместе.

А во вторую ссылку, в Кемь Архангельской губернии, в 1912-м году мама уже сама, добровольно поехала к А. К. Там я и появилась на свет. Вскоре после рождения там меня и крестили. Я была единственным ребенком, ни до меня, ни после меня детей в семье не было.

После моего рождения мама отошла от революционной работы. В партии она и раньше не состояла. Впоследствии стала служащей. В Иванове, где мы жили после революции до переезда в Москву, она работала воспитательницей в детском саду, служащей на телефонной станции, корректором в газете.

В Иваново мама страшно заболела, это было после 18-го года. У нее обнаружилась цинга и, как тогда писали врачи, порок сердца. В Москве в 1921-м году, когда отца перевели, врачи сказали: «Попробуем послать в Кисловодск, если еще не поздно». Причиной болезни были очень трудные условия жизни. Все ответственные работники питались наравне с рабочими, никаких привилегий не было, получали ту же червивую селедку. А. К. в Иваново редактировал газету «Рабочий край», одно время замещал Фрунзе, которого он уже давно знал — не то в должности председателя губисполкома, не то секретаря губкома.

Маму арестовали после расстрела отца (А. К. Воронский был повторно арестован 1 февраля 1937 года, ему было предъявлено сначала относительно «мягкое» обвинение — в антисоветской агитации и участии в антисоветской организации. 10 июня обвинение было перепредъявлено — появился зловещий п. 8 ст. 58 УК РСФСР: совершение террористических актов. В итоге следствия он был признан виновным в том, что являлся активным участником антисоветской террористической организации, создал в гор. Москве подрывную террористическую группу, готовившую по его заданию террористические акты против руководителей партии и правительства.

Военная коллегия Верховного суда Союза ССР 13 августа 1937 года приговорила Воронского А. К. к расстрелу. — А. Б.). Маме дали срок восемь лет.

Существует неверное представление о том, что тем из ЧСИР (членов семьи изменника родины. — А. Б.), кто отказывался от своих осужденных членов семьи, давали три года, а тем, кто не отказывался, — восемь лет. Это не так, сроки, я думаю, давали в зависимости от должности, общественного положения осужденного: чем выше — тем больше…

В лагере, это было в Мордовии, мама работала в мастерской, что-то вышивала. Тяжело заболела, ее отправили в инвалидный лагпункт в Сегежу, на берег Белого моря. Во время войны, в 1943-м году — мама к тому времени уже сидела шесть лет — ее перевели в Караганду. В Ташкенте в то время жила мамина сестра, и когда маму как неизлечимую больную (актирована она была еще раньше) выпустили на волю — не хотели, видимо, чтобы она умерла в лагере, администрация этого не любила и часто действовала таким вот образом — сестра взяла маму к себе. В Ташкенте она и умерла через два или три месяца в том же 43-м году.

Примерно в 43-м или несколько раньше мама по интуиции послала заявление на Колыму: моя дочь находится у вас, но мне не пишет. Право переписки у меня тогда было. Меня вызвали в лагерную КВЧ (культурно-воспитательную часть. — А. Б.) и спросили: «Что это вы своей матери не пишете?» У нас началась переписка. Письма мамы пропали, когда меня арестовали перед тем, как оформить на вечное поселение.

О смерти мамы я узнала не сразу. Телеграмму, которую дала об этом тетя, от меня утаила моя подруга в лагере — хотела уберечь меня от этого печального известия. Тогда же она, неожиданно для меня, попросила адрес моей тети — вдруг нас разбросают по разным этапам и мы потеряем друг друга. Наверное, она хотела попросить тетю, чтобы та мне об этом пока не писала.

Освободившись и выйдя замуж, я написала тете об этих событиях и только тогда узнала от нее, что мама умерла. Где ее могила, я не знаю.

Я прошу Галину Александровну вернуться к незаконченной теме, к моменту высылки А. К. Воронского в Липецк.

— В Липецке А. К. прожил примерно семь месяцев.

А. Б. А где работал Александр Константинович? Была ли ему предоставлена какая-то должность?

Г. А. Нигде в Липецке не работал. Вячеслав Полонский, тогдашний редактор журнала «Новый мир» (там начала печататься вторая часть повести «За живой и мертвой водой»), пошел в ЦК и добился, чтобы книгу выпустили отдельным изданием. Был, вероятно, заключен соответствующий договор и выплачен аванс. Так что мы не бедствовали.

В Липецк я первый раз поехала на весенние школьные каникулы с Г. К. Никифоровым, который, хотя и был «пролетарским писателем», т. е. принадлежал к другому литературному лагерю, относился к А. К. очень дружески и, когда А. К. арестовали, предлагал нам материальную помощь и жилье.

В Липецке А. К. сначала жил в гостинице (мама приехала к нему почти сразу же), а когда приехала его мама, Федосия Гавриловна, снял две комнатки в каком-то доме.