На дальнем прииске

В Липецке с А. К. произошел несчастный случай (теперь, спустя много лет, я могу предположить, что он был подстроен): катаясь на катке, он упал, произошло опущение почки, вызвавшее серьезную болезнь. Но несмотря на нее он много занимался литературной работой. Я считаю липецкий период его «болдинской осенью».

В том же году он написал заявление в ЦК ВКП (б), в котором содержалась просьба разрешить ему приехать в Москву — для консультации с врачами, и, не дожидаясь этого разрешения, собрав вещи, вернулся в Москву. Здесь он написал заявление и об отходе от оппозиции.

В конце октября — начале ноября 1929 года состоялась последняя беседа Александра Константиновича со Сталиным. Со слов отца я знаю, что в этой беседе поднималось несколько вопросов. О журнале военно-патриотического направления. Идея его создания принадлежит А. К. Позднее она была реализована выпуском «ЛОКАФ» (первый номер журнала «ЛОКАФ» — «Литературное объединение Красной Армии и Флота» — вышел в январе 1931 года, с 1933 года журнал называется «Знамя» — А. Б.). Сталин предложил Воронскому стать редактором этого журнала. А. К. согласился с условием, что ему будет предоставлена полная свобода. Гарантии такой свободы не было дано.

В этой беседе А. К. пытался заступиться за Раковского, который находился тогда как деятель оппозиции в ссылке в Астрахани: «Слишком большая роскошь для партии держать таких высокообразованных людей в провинции». Ходатайство успеха не имело.

В связи с признаками продовольственного кризиса — в частности, нехваткой мяса — А. К. высказал мнение, что не стоит рассчитывать на развитие свиноводства: свинья — животное ненадежное. А. К. вышел из деревни, детство его прошло в сельской местности, и эти проблемы очень интересовали его, в 1929-м году, в связи с массовой коллективизацией, возникал — на будущее — дефицит мяса.

По-моему, в этой беседе Воронский не нашел общего языка со Сталиным. А их знакомство относится к 19—20-м годам. Произошло оно, когда освобождали от белых Харьков. По военной линии это дело возглавлял Сталин. По завершении военных операций в Харьков были посланы уполномоченные ЦИК. В числе уполномоченных был и Воронский.

По рассказам А. К., белые, отступая, сняли во всех городских учреждениях телефонные аппараты. В то же время в распоряжении военных оказался целый вагон этих аппаратов. А. К. пошел к Сталину с просьбой выдать хоть какое-то количество телефонов, чтобы установить их в гражданских учреждениях. Сталин ему отказал, и они поругались. «Я буду жаловаться на вас Ленину!» — сказал А. К. «Плевать я хотел на тебя и твоего Ленина!» — якобы ответил тогда Сталин.

Однако не всегда их отношения были такими непримиримыми. В частности, Сталин нередко поддерживал позиции Воронского в его литературной борьбе с РАПП. «Меня бы давно съели Авербах и его компания, — говорил А. К. — если бы не поддержка Сталина». Первого мая 26-го или 27-го года А. К. даже получил приглашение на центральную трибуну Мавзолея, находиться на которой ему по рангу, в общем-то, было не положено.

Далее я прощу Галину Александровну рассказать о влиянии Александра Константиновича на нее как литератора.

Г. А. Отец очень много читал мне с самого раннего детства. Лет в пять я научилась читать сама, потом стала и сочинять. С одним из первых стихотворений пришла к отцу. Помню, что в стихе строка «пионеры всех стран» рифмовалась со словом «барабан». Можете представить, каким оно было по содержанию. А. К. пришел от этого стихотворения в ярость: «Ни одного живого слова! Если не можешь не писать, то хотя бы не показывай!» Меня это чрезвычайно обидело, я ударилась в рев и старалась реветь погромче, чтобы мама услышала и пришла меня защитить. Мама, конечно, пришла и постаралась успокоить А. К.: «Она же ребенок…» — «Пусть не пишет пошлостей!» — не уступал А. К.

В 1927-м году летом мы жили на даче в Сергиевом Посаде вместе с Бабелем. Я к тому времени написала пьесу про пионеров. Дала прочитать ее Бабелю. Он отозвался шутливо: «Она у меня хлеб отбивает!» А. К. был на этот раз более снисходительным: «А что? Не хуже, чем в Пролеткульте».

Более основательно я занялась литературной работой лет в 16–17. Но уже больше прозой. «Со стихами у тебя ничего не выйдет, — заключил к тому времени А. К. — Но жизнь твоя, видимо, сложится около литературы». При этом он видел во мне какие-то задатки критика. В журнале «Молодая гвардия», просматривая то, что называлось «самотеком», я выбирала (уже училась в литинституте) некоторые рукописи и показывала их отцу, он говорил: «Вкус у тебя есть».

… В литинституте моим руководителем был Александр Исбах. Относился он ко мне отвратительно — может быть, сказывалось и то, что в литературной жизни тех лет он и А. К. находились на совершенно разных позициях. Поддержал меня — в очень важный момент моей студенческой жизни — Николай Огнев, известный в те годы прозаик. Прочитав мои рассказы, он отнесся к ним довольно благосклонно, хотя и отметил при этом плохое знание быта. А откуда оно могло быть у меня? Ведь я была девочкой с восьмого этажа «Дома правительства».