На Дальнем Западе

— Печальный день! — пробормотал он. — Пожалуй, для этих людей было бы гораздо лучше, если бы они не покидали своего поселка. Ясно, дело идет к концу. Еще немного, и тут начнется отвратительная бойня!

В самом деле, в исходе сражения уже не было никакого сомнения: индейцы охватили караван со всех сторон, подскакивали уже к самым фургонам, и им оставалось только разъединить еще уцелевших и державшихся вместе защитников, чтобы потом покончить с ними порознь.

Скваттеры защищались с мужеством отчаяния: они видели, что погибли, им оставалось только одно: как можно дороже продать свою жизнь, истребить как можно больше врагов, и они стреляли в индейцев в упор.

Вне всякого сомнения, выстрелы скваттеров причиняли жестокий урон краснокожим. На каждого убитого скваттера приходилось по меньшей мере трое или пятеро убитых индейцев, но в то время как ряды скваттеров быстро таяли, индейцев, казалось, становилось все больше и больше. Уже не одна лошадь мчалась по прерии, покинув в густой траве своего убитого хозяина, но индейцы кружились около каравана, наскакивали на фургоны, дрались со скваттерами в рукопашном бою.

Наибольшей опасности подвергались именно передовые фургоны, на которые почему-то было обращено особое внимание нападавших.

Тут главная роль в защите принадлежала Джону Максиму и его спутникам, около которых держался и лжегамбузино. Последний, впрочем, не высовывался и стрелял не целясь.

Меткие выстрелы маленькой группы отгоняли индейцев, но лишь на мгновенье: отступив, индейцы опять бросались в атаку, обстреливая защитников каравана. И было положительно чудом, что до сих пор никто из наших знакомцев не получил еще раны.

Иногда индейцы, прекратив стрельбу, осыпали защитников каравана своими метательными топориками — томагавками, которыми чэйэны владеют с удивительным искусством. Не раз топор, пущенный рукою какого-нибудь воина с диадемою из развевающихся орлиных перьев, со свистом проносился мимо ушей то одного, то другого траппера, но им покуда удавалось избегать опасности. Зато их выстрелы почти безошибочно достигали цели, поражая наиболее смелых чэйэнов и сваливая их с лошадей.

Тем временем один из фургонов стал заметно отставать, его заволакивало дымом близкого пожара. Миг — и фигуры индейцев замелькали около отставшего экипажа. Выстрелы прекратились, сменившись отчаянными криками зовущих на помощь людей, потом победными возгласами индейцев: они уничтожили в мгновение ока пассажиров фургона и теперь с новой яростью наседали на других.

Джон Максим, скрежеща зубами, видел эту ужасную картину: на его глазах скваттеры, защищавшие фургон, были поголовно скальпированы. Женщины, находившиеся в фургоне, были вытащены индейцами оттуда, несмотря на отчаянное сопротивление, переброшены через седла лошадей и увезены куда-то в сторону. Ничто уже не могло спасти несчастных от ожидавшей их ужасной участи: от рабской жизни у индейцев.

В том же фургоне было несколько малюток. Индейцы не пощадили их: хватая детей, они с диким злорадным хохотом ударяли их головами об окованные железом огромные колеса фургона и потом швыряли в сторону окровавленные трупы.

— Начало конца! — пробормотал Джон Максим, посылая пулю за пулей в ряды снова подступивших к передовым фургонам чэйэнов.

Несколько минут спустя та же участь постигла второй задний фургон. Потом пришла очередь третьего… Бой близился к концу. Индейцы были хозяевами положения. Их боевой клич звучал, торжествуя несомненную победу. Их фигуры мелькали здесь и там. А пожар уже докатился до остатков несчастного каравана. Густой дым застилал окрестности, затрудняя дыхание. Искры летели вихрем и, падая на полотняные крыши огромных фургонов, поджигали эти злополучные «корабли прерии», обращая их в пылающие костры.

И вот над погибавшим караваном пронесся зловещий крик:

— Все пропало! Спасайся кто может!

Джон Максим и его спутники отчаянным усилием проложили себе дорогу сквозь сильно-таки поредевшие ряды индейцев и вынеслись на простор степи, уходя от этого ада. А сзади еще трещали разрозненные выстрелы, еще неслись крики последних без пощады избиваемых защитников каравана, вопли женщин и злорадный хохот торжествующих победу индейцев.

Джон Максим рассчитывал, что за ним последует немало еще уцелевших скваттеров. Но индейцы, ошеломленные на миг смелым натиском маленького отряда, моментально снова сомкнули свои ряды и отрезали путь к отступлению оставшимся у фургонов, тщетно порывавшимся последовать примеру агента и трапперов искать спасения в бегстве в прерию. Несколько минут спустя началась заключительная бойня. Караван из Кампы перестал существовать. Из тридцати человек скваттеров, их жен и детей уцелело только несколько женщин, увезенных чэйэнами в плен. Кости остальных долго белели потом в степи, обозначая то место, где все обитатели Кампы нашли себе преждевременную могилу.