Следующий год он провел в Европе на Лазурном берегу, в Каннах и в Ницце. Чарльз выдавал себя за отпрыска богатой американской фамилии; вместе с "женой" он принимал у себя французских политических деятелей и итальянских промышленников, играл в рулетку, задавал балы, а в Штаты широким потоком шли сведения, касающиеся и Франции, и Италии, и всей Центральной Европы. Чарльзу пришлось за это время задушить в машине француза-шофера, прирезать служанку, нашедшую во время уборки кабинета в ящике письменного стола чертежи нового французского танка.
И все же "курортную" деятельность Беннет считал лучшим периодом своей жизни.
Именно тогда он и открыл счет в солиднейшем из нью-йоркских банков.
Потом его отозвали в Штаты, заставили зубрить немецкий язык и прыгать с парашютом.
В 1938 году Беннет уже находился в Германии и осуществлял связь концернов Крупна и "И. Г. Фарбен-индустри" со своими хозяевами.
Потом он побывал во многих других странах...
За три года Беннет поседел, но нервы его не сдали.
Впервые нервы стали пошаливать у него здесь, в горах. Его хозяевам стало ясно, что русские все же выгонят нацистов со своей земли и двинутся дальше - освобождать другие народы. Русских нельзя было пускать на Запад. И Беннет проник к партизанам Адриатики. А теперь не знал - выберется ли отсюда? Самые трудные дни в жизни Беннета наступили именно тогда, когда он столкнулся с русскими.
Беннет стиснул зубы. Не время раскисать, Чарльз. Нужно взять себя в руки. Дела не так уж плохи, как кажется на первый взгляд; в штабе армии, в корпусах и бригадах есть свои люди; и в конце концов сталкиваться ему приходится пока лишь с таким молокососом, как Михайло, и он сумеет отсюда выбраться, а если выберется - то можно не сомневаться, что тогда уж он сам будет сидеть в Нью-Йорке и посылать в Европу других...
Карранти услышал шум во дворе и поморщился. Очевидно, возвращался полковник Сергей. Надо одеваться.
Он скинул одеяло, обул сапоги и протянул руку к куртке, висящей на стене.
Рука его застыла в воздухе.
Он услышал знакомый, раздражающий скрип колес. Так могли скрипеть только колеса подводы Димо Крайнева: этот скрип Карранти узнал бы среди скрипа сотен других колес!.. Каждый раз, когда Крайнев возвращался из Саги, Карранти догадывался о его возвращении по скрипу.
Однако, выглянув в окно, Карранти не обнаружил среди возвратившихся с задания партизан ни подводы, ни Крайнева. "Что это, померещилось мне, что ли?" - подумал он. Но нет, скрип донесся до него очень явственно... Выходит, что Крайнев сейчас прячется... Но прятаться ему не к чему. Значит, Крайнева прячут партизаны. Прячут для того, чтобы не выдать Карранти. Как они ликуют там внизу! Как будто ничего особенного не случилось! А потом они придут к нему, к Карранти, и начнется то страшное, от чего трудно будет уже увильнуть... Карранти видел перед собой гневные, пылающие глаза Ферреро, который готов разорвать его на куски; и спокойный, и тем более беспощадный, взгляд русского полковника... Конечно, Карранти мог и ошибиться... А если нет?.. Проверять свои догадки все равно было поздно. Карранти продолжал смотреть из окна вниз. В свете фонарей мелькали фигуры партизан. Вот простоволосая Лидия Планичка, лицо ее кажется сейчас отлитым из бронзы; вот полковник Сергей обнимается с Ферреро. Весь двор заполнен вооруженными партизанами. Все - как всегда... И все-таки чутье едва ли его обманывает: он пойман. Знаменитый разведчик "номер девять" попался, как мышь в мышеловку!..
Карранти побледнел, у него задрожали и похолодели руки. Нет... В следующее мгновение он уже накинул куртку, лихорадочно проверил пистолеты, схватил шапку.
Итак, связной перехвачен, по всей вероятности уже обыскан и все рассказал... Пусть им ничего не скажет пленка: достаточно и признаний Крайнева. Карранти чуть не застонал, словно от боли... Трижды проклятый Михайло с его улыбкой наивного юнца! Наивность не помешала ему проверить каждый шаг Беннета и околпачить его, как последнего мальчишку.
В чем же был просчет? В том, что он положился на Крайнева, а этот трус все выболтал?.. Нет, причем тут болван Крайнев! Ведь Крайнев попался из-за оплошности самого Беннета... Какую же он совершил оплошность? Да вроде никакой... Он держался безукоризненно. И все таки что-то было... Такое, что мог заметить только Мехти. Вот, вот в чем его основной промах: он не учел силу Мехти! Признаться, Беннет до сих пор не понимал, в чем же его сила, в чем вообще сила русских? Размышлять, впрочем, некогда. Игра, кажется, проиграна, надо убираться...
Карранти вышел в коридор.
Из полутьмы, с противоположного конца коридора, навстречу ему вынырнул Мехти - оживленный, улыбающийся.
...Никогда не думал Мехти, что ему придется столкнуться лицом к лицу с таким, как Карранти. Ему казалось прежде (как давно это было!), что вся жизнь его протечет спокойно, мирно, что он будет заниматься живописью, писать картины.