На дальних берегах. Том первый

— Читал, конечно! Я вам больше скажу — еще и дописывал! Так что там с вашей командой?

— Дело в том, что команда… — Старпом на секунду замолк, — Моя команда состоит из множества совершенно разных людей, саргашей, киттов. Которые работают вместе не потому, что у них одна страна, национальность или раса, а потому, что они объединены общими интересами. Это самая простая иллюстрация того, как эти самые классы работают.

— В целом — верно. Люди происходящие из одного класса, в не зависимости от страны и национальности, имеют общие проблемы и общие заботы. У рабочего суп жидкий, у дворянина — бриллианты мелкие. А вот между самими классами, зачастую, пропасть. Поэтому два рабочих, несмотря на разницу в языке и культуре, поймут друг друга, а вот рабочему с дворянином, даже на одном языке, говорить особо не о чем.

— Касательно дворянства, мне у него другая мысль понравилась…

— Что не обязательно рождаться в знатной семье, чтобы иметь таланты и лидерские качества для управления государством?

— Да… Вот за это его действительно невзлюбили.

Старпом усмехнулся и начал осматриваться дальше. Домоседов, за годы путешествий, собрал внушительную коллекцию, которую с гордостью развешал по стенам особняка. Тут было все, начиная от тугуйских острог и парок и заканчивая ритуальными масками. Одна из них привлекла внимание Старпома. Осторожно приблизившись, он осмотрел её с разных сторон.

— Обезврежена, — успокоил Домоседов, — Я не любопытный пастушок — знаю, что в имперских гробницах, что попало руками лучше не хватать.

— Просто на всякий случай решил убедится… А то знаете как бывает?

— Знаю. Но то ладно — вы лучше сюда гляньте.

В большой стеклянной витрине были разложены тщательно отполированные каменные топорики разных размеров. Там были еще осколки керамики и выдолбленные из цельного булыжника чаши, но основное количество экспонатов составляли именно топорики. С плохо скрываемой гордостью, Домоседов подвел Старпома к этой коллекции.

— Вот! Дело, без преувеличения, всей моей жизни… Когда-то, народ сделавший их, жил по всей залесской земле, от Приволья до Ревущего Океана. Эти топорики имели для них сакральное значение или, возможно, использовались как деньги, потому, что мы нашли их очень много в виде кладов, зарытых в самых неожиданных местах. К сожалению, мы очень мало знаем об этом народе. Он не имел письменности, от него не осталось легенд и преданий. Но мы почти уверены, что это они передали чигизам способность давать плодовитое потомство почти с любыми человеческими расами.

— Почему вы так решили?

— Когда-то, на месте Великостепья, шумели леса. Учитывая, что мы не нашли ни следов городов, ни следов активного земледелия, они были охотниками и собирателями. А такой образ жизни не может прокормить большие племена. Маленькие группы людей затерянные посреди бескрайних лесов… Чтобы не выродится, им приходилось как-то «разбавлять кровь». А учитывая, что чужаков не из их племени они встречали крайне редко, то им пришлось выработать такой вот интересный механизм. Кстати, подобный же механизм есть и у некоторых рас островитян. Возможно это результат конвергентной эволюции. Или мы многого не знаем о миграции народов…

— Очень многого…

Покосившись на ухмыльнувшегося Старпома, Домоседов ухмыльнулся еще коварнее, давая понять, что ученому даже такой ответ скажет достаточно и кивнул в сторону тяжелых дубовых дверей.

— Ладно — чего я лекцию читаю? Пожалуйте — я там самоварчик поставил, баранок свежих купил. Сейчас под чаек поговорим о делах которые дела. Остальное подождет.

Кабинет Домоседова был под стать хозяину. Вдоль стен стояли потрепанные временем шкафы набитые книгами. Посередине возвышался монументальный стол с не менее монументальным креслом, грубым словно трон варварского вождя, но способным выдержать падение на него всего дома. По середине стола стоял, источая аромат дыма и свежезаваренного чая, медный самовар способный вместить пару ведер, увенчанный пузатым заварочником. На ручку самовара, словно в натюрморте, была накинута связка баранок. Домоседов подсунул Старпому легкий стул из гнутого дерева, а сам, с похожим на рык вздохом облегчения опустился в кресло, позвенел чашкой делая себе чай, отломил от связки баранку и протянул Старпому половину. Тот, с усмешкой, принял её.

— Вот, мы преломили хлеб… Насколько я знаю, в вашей культуре это многое значит.

— Да. Это считается преодолением барьера, разделяющего до того посторонних людей. А вашей?

— Сложно сказать… Я космополитичен и не могу назвать «своей» какую либо из культур.

— Но вы же не всегда были таким? В смысле, у вас должна была быть семья, дом… Родина…

— Родина… — снисходительная улыбка медленно сползла с лица Старпома, — Да — была. Но её уже нет. Так что какой смысл вспоминать о её традициях?

— Ну вы же есть? И пока жив хоть один человек, который считает её таковой, ваша родина никуда не денется. Потому что родина — это неотделимая часть нас.