На дальних мирах

— Постой-ка.— Я схватил его за руку.

Мне хотелось полностью свести счеты.

— Чолли,— произнесла Элисандра.

Я проигнорировал ее предупреждение и обратился к Фазио:

— Я должен сказать тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь.

Он бросил на меня странный взгляд, но промолчал.

— Я все время повторял, что не застрелил тебя, когда синсим проник в тебя, потому что у меня не хватило времени, так как медики прилетели слишком быстро. Отчасти это правда, но в целом пустая болтовня. У меня просто не хватило мужества.

— Чолли...— повторила Элисандра, на этот раз с раздражением.

— Еще одна секунда,— сказал я ей и снова повернулся к Фазио.— Я глядел на тебя, глядел на свой тепловой пистолет и думал о синсиме. Но не мог сделать этого. Стоял там с пистолетом в руке и не предпринимал ничего. А когда приземлились медики, было слишком поздно... я чувствовал себя такой дрянью, такой трусливой дрянью...

Лицо Фазио пошло пятнами. Красные круги синсима сверхъестественно сверкали в его глазах.

— Сажай его в «санки»! — закричала Элисандра,— Эта штука вот-вот возьмет контроль над ним, Чолли!

— Олигабонгабоо! — залепетал Фазио.— Унгабаноо! Ловушкака!

И он в ярости кинулся на меня.

Я был тяжелее его на тридцать килограммов, но он едва не сбил меня с ног. Тем не менее я ухитрился устоять. Он отскочил от меня и стал разворачиваться, но Элисандра вцепилась ему в руку. Он с силой ударил ее ногой, она отлетела в сторону, но я сзади обхватил его согнутой рукой за горло, а Элисандра подползла по полу и стиснула его ноги. Теперь мы смогли поднять Фазио и попытаться запихнуть в «санки». Но даже так удержать его оказалось нелегко. Мы вдвоем боролись против одного тощего, выгоревшего изнутри человека, но он извивался, изгибался и корчился, словно какой-то дьявол. Он царапался, колотил ногами и локтями, плевался. Глаза у него горели. Каждый раз, когда мы подталкивали его чуть ближе клюку «санок», он умудрялся оттащить нас от него. Мы с Элисандрой выдыхались, и я подумал, что долго нам не продержаться. Это не Фазио сражался с нами, это синтетический симбионт, выведенный в лаборатории овоидов, пытался спастись от огненной смерти. Бог знает, какие чужеземные гормоны он закачивал в кровеносную систему Фазио. Бог знает, как он перестроил его кости, сердце и легкие в целях достижения большей эффективности. Если Фазио удастся вырваться, я не знал, кто из нас выйдет из дока живым.

Но ему нужно было дышать. Я все сильнее сжимал его горло, чувствуя, как хрустит хрящ. Плевать. Я хотел одного — запихнуть Фазио в «санки», мертвого или живого, и дать ему наконец покой. Ему и себе. Я сжимал туже... туже...

Фазио захрипел, а потом издал отвратительный булькающий звук.

— Ты его прикончил,— сказала Элисандра.

— Да. Да.

Тем не менее я продолжал сжимать его горло, и он обмяк, хотя мышцы по-прежнему яростно, конвульсивно подергивались. Тварь внутри него все еще рвалась в бой, однако сейчас в легкие почти не поступал воздух, и мозг начал испытывать нехватку кислорода. Мы с Элисандрой медленно протащили Фазио последние пять метров до «санок»... подняли к люку... принялись запихивать внутрь...

Тело Фазио сотрясла небывалая по силе конвульсия. Умудрившись наполовину повернуться, несмотря на мою хватку, он оказался лицом к лицу с Элисандрой, и на его губах возник пузырь чего-то серого, блестящего. На одно короткое мгновение время остановилось. Потом все снова пришло в движение. Пузырь лопнул; фрагмент какой-то ткани вырвался оттуда и проскочил короткое расстояние между губами Фазио и Элисандры. Симбионт перед лицом смерти выбросил частицу себя, чтобы найти нового «хозяина».

— Чолли! — взвыла Элисандра, отпустила Фазио и отшатнулась, будто ей плеснули в глаза кислотой.

Ногтями она скребла лицо, пытаясь отодрать маленькую серую скользкую штуку, облепившую ей рот и почти мгновенно выбросившую две блестящих псевдоподии, проникшие в ноздри. Я не знал, что симбионт способен вот так выпускать отростки. Надо полагать, никто этого не знал, иначе таким, как Фазио, не позволяли бы разгуливать на свободе.

Я хотел завопить, хотел расколотить все вокруг. Я хотел заплакать. Но ничего этого я не сделал.

Когда мне было четыре года — мы жил и тогда на Бэкгаммо-не,— отец купил мне у торговца на Вихревом мосту маленький вихревой кораблик. Это была игрушка, чтобы запускать в ванной, хотя она имела все стабилизирующие распорки и кронштейны в миниатюре. Мы стояли на мосту, мне ужасно хотелось посмотреть, как кораблик работает, и я бросил его через поручни в водоворот. Конечно, он мгновенно исчез из виду. Удивленный и огорченный тем, что кораблик ко мне не вернулся, я обратился за помощью к отцу. Однако он подумал, что я бросил его подарок в водоворот ради шалости, и одарил меня испепеляющим, полным черной ненависти взглядом, который я никогда не забуду. Я проплакал полдня, но это не помогло мне вернуть кораблик. Я хотел заплакать и сейчас. Несомненно, происходило что-то абсурдно несправедливое, и я снова почувствовал себя четырехлетним, но не к кому было обратиться за помощью. Я остался один.