На дальних рубежах

— Ну нет, — не согласился Гольштейн. — Первая реакция будет, без малейшего сомнения, отрицательной. Но, узнав о том, что мы интересуемся этим портом для долгосрочной базы своего военного флота, они просмотрят все варианты и, в конечном результате, посчитают его для себя невыгодным. Им нужен выход железнодорожной магистрали к Желтому морю, об этом они уже говорили с Ли Хунчжаном, и хоть и не получили согласия, но от мысли не отказались. Шаньдун для них совершенно неудобен, он слишком далеко. Это они отлично понимают, и настаивать на нем не станут.

— А хватит ли у нас сил занять этот порт? — воззрился на графа Шлиффена доктор Хассе.

— Безусловно, — высокомерно улыбнулся Шлиффен. — Мы имеем в китайских водах вполне боеспособную эскадру с приданным ей десантом. Дополнительно можно будет послать еще эскадру в несколько броненосцев, командование над которой поручить адмиралу принцу Генриху Прусскому. Согласно рапортам адмирала Тирпица, мы остро нуждаемся в базе флота, и именно в Шаньдуне, из-за близости каменного угля. Тирпица не устраивает необходимость пользоваться английскими доками в Гонконге, а в собственном порту мы обустроим судоремонтную базу.

— Но повод? Ведь не можем же мы просто так завести эскадру в Цзяочжоу и захватить его? Существуют же и правила приличия в международных отношениях… — князь Радолин явно разнервничался и трясущимися руками принялся вытирать запотевшие вдруг очки белоснежным платком.

— О, какой вы по-прежнему наивный юноша, — восхитился барон Гольштейн.

— А повод нам предложит господин барон Гейкинг, — и он поощрительно улыбнулся посланнику в Китае.

— Да, я уже обдумал эту проблему, — поспешил продемонстрировать свою предусмотрительность Гейкинг. — Епископ Анцер, глава германской католической миссии в Шаньдуне, жаловался мне, что местное население в последнее время стало весьма недружественно относиться к миссионерам и обращенным в христианскую веру своим соплеменникам. Участились их насильственное удаление из деревень, и даже побои. Да вот и сам я, во время путешествия по Хуанхэ, был забросан комьями грязи. Чем же это не повод — месть за оскорбление проводников учения Христова?

— Ну, побои — это еще не повод для ввода войск, — поморщился хозяин дома. — Во всяком случае, недостаточно серьезный повод. Хотя, здесь что-то есть… Французы тридцать лет назад использовали как повод для захвата Кохинхины убийство миссионеров, и двадцать лет назад гибель миссионеров для захвата Тяньцзиня. Подумайте еще. И форсируйте наши усилия. Цзяочжоу до конца года должен быть нашим!

Прощаясь с гостями, барон Гольштейн просил Гейкинга передать свои наилучшие пожелания фон Мёллендорфу.

ИВАН ИВАШНИКОВ. ВОСПИТАНИЕ РУССКИХ СОЛДАТ. КОРЕЙСКИЕ «НЕЗАВИСИМЫЕ»

Рутина по-прежнему держала прапорщика Ивашникова в постоянном напряжении. Строевые учения, зубрежка Уставов, разводы караулов, контроль за котловым довольствием, словесность, раз в неделю учебные стрельбы на недалеком полигоне в узкой лощине с темными поясными мишенями в полуторастах саженей, все это почти не оставляло времени для прогулок по городу в личине аборигена.

Вынужденно томившийся бездельем полковник Генерального штаба Путята, «момент», как за глаза, с изрядной долей зависти и уважения называли его офицеры, глядя на академический знак — серебряного орла в лавровом венке — несколько раз присутствовал на проводимых Ивашниковым занятиях, остался, видимо, не вполне удовлетворенным. А потому и решил преподать ему азы воспитания и обучения солдат. Сын полковника учился в Киевском военном училище, и Ивану Ивашникову казалось, что часть не растраченного отцовского чувства полковник уделяет ему.

— Вся известная нам история цивилизаций — это нескончаемая цепь войн, — уютно устроившись на софе с пепельницей на колене и чашкой кофе в руке, говорил полковник Путята, — поэтому постоянное их ожидание и неустанная подготовка к ним наложили свой отпечаток на психологию человека.

Прапорщика Ивашникова одолевал зуд более интересно провести вечер, но и лестно было, что ему уделяет внимание этот пожилой, далеко за сорок, бывалый полковник, и к тому же удерживало желание самому набраться ума-разума, расти как офицеру- воспитателю, иметь собственный багаж знаний в такой важной отрасли, как военная педагогика и психология.