На дальних рубежах

Иван стоял на руле, перебирал спицы, направляя пароход то вправо, то влево, следуя громким и четким командам капитана. Был жаркий летний день, река искрилась солнечными бликами, берега утопали в густой свежей яркой зелени. Благодать, кабы не оводы с зелеными макушками, с налета пробивающие даже рубаху.

Вдруг справа, из-за островка, вынырнула длинная шаланда под грязно-серым парусом. Видно было, как люди в шаланде заметались, явно не ожидая и не желая встречи с пароходом.

— Манзы, — сразу определил Евстахов и удовлетворенно крякнул. Он стоял здесь же, иногда сменяя Ивана на руле, а больше скрываясь от палящих лучей солнца и слепней в продуваемой свежим ветерком рубке. — Ишь, деру дают, не хотят встречаться. Да не хунхузы ли они? Очень уж суетятся. А шаланда, круто разворачиваясь под ветер, уходила в ту же протоку, откуда только что появилась.

«Ингода» славилась по всей речное системе тем, что ее, как лучший пароход, избрали для путешествия по Амуру пять лет назад недавно воцарившего императора Николая II, в то время еще наследника престола. Он, совершая кругосветное путешествие, возвращался через Владивосток и всю Сибирь в Петербург.

По Уссури и вверх и вниз ежедневно плавало довольно много казачьих лодок, гиляцких оморочек и китайских шаланд, так что разумных объяснений поспешного бегства шаланды не было, разве что они действительно боялись своего генерала.

Вечером, приткнувшись к пристани в Щебенчихе, они завели причальные концы на глубоко врытые в землю у берега палы и отправились в станицу, оставив на пароходе для охраны казака-первогодка, ровесника Ивана, с винтовкой и машиниста-домоседа.

Венюковая станица Ивану нравилась и расположением в излучине реки, и обилием зелени, и степенностью мужиков, и, главное, красотой девок. Вид у станицы был ухоженный, довольный, неторопливо-вальяжный. Венюковой станицу назвали по имени одного из первых исследователей края, Михаила Ивановича Венюкова. Весьма не одобрявший повальное пьянство среди городского и сельского населения, отнимавшее много времени и сил, необходимых для обустройства на новых землях, он велел построить на свои деньги в станице школу, но взял с казаков слово, что кабака они не заведут. Давно это было, лет двадцать назад, и казаки держатся, кабака не заводят, хотя по домам и пьют. Но с осени и до весны, по словам урядника Евстахова, ребятни в станице заметно прибавляется — кумовья из близких станиц присылают их в школе учиться и по хозяйству помогать. Да и зелени в Венюковой много, а то, как ни село, так даже садик редко кто заводит. На сей раз станица выглядела опустевшей. Не видно было постоянно игравших на улице малышей, не перекликались звонкими голосами хозяйки, не грелись на летнем солнышке старики в донашиваемых шароварах с желтыми лампасами, не плескались в обширных лужах посреди улицы утки и гуси, только серый бодливый козел с мордой аскета и ассирийской бородкой воинственно оглядел их полубезумными глазами, пригнул рога, готовясь к стремительной атаке, но передумал, трезво оценив численное превосходство противника, и, притворяясь к ним равнодушным, потянулся за поникшим от жары листиком березки.

— Эт-то чего они? — забеспокоился урядник Евстахов, заметно прибавляя шаг и сворачивая к крайнему дому.

Но тут из-за низкой об летнюю пору поленницы поднялись два чубатых немолодых казака и обрадовано и возбужденно заговорили разом:

— Вовремя, Матвей, ты подмогу привел. Мы здесь в засаде, караулим станицу.

— Да что случилось? — несколько успокоенный радостью казаков, спросил Евстахов.

— Хунхузов ждем. Вчера троих споймали. Глядим, еще с утра к лавке направились и ну закупать продуктов на цельный эскадрон. В каждой станице была лавка, владелец которой, как правило, китаец, торговал маньчжурским табаком, грубой китайской посудой, мукой, будой — китайским просом, желтыми курительными свечами, наподобие наших церковных, и пороховыми шутихами — любимейшим праздничным развлечением китайцев.

Отвел гостей урядник Евстахов к себе в избу. Хозяйка поснедать поставила, бутыль самогона на стол водрузила, но капитан Иван Павлович очень не одобрял питейное дело, велел убрать. Евстахов сперва заупрямился.

— Вы, — говорит, — на пароходе командуете, здесь моя изба.

Но видит, что его не поддерживают, и тоже пить не стал. Тут в избу зашел станичный атаман и разослал всех по трое на верхнюю и нижнюю окраины станицы — реку наблюдать, в случае чего бой принимать. Не знал он, с какой стороны хунхузы нагрянут. А Иван Павлович свечку в церкви своему угоднику затеплил и на пароход пошел быстрехонько. В работе истов был, знал ответственность.

Ночь прошла спокойно, если не считать, что мокрец и в полглаза вздремнуть не давал, заставлял чесаться и тихонечко материться. Здорово это помогает.