На день погребения моего (ЛП)

Когда они зашли внутрь, в нос ударил сильный букет запахов, словно выдыхаемый поврежденными легкими самого Разврата, здесь были пары алкоголя, дым табака и гашиша, ряд недорогих ароматов, среди которых выделялись опопонакс и вербена, тайные намеки на телесные выделения, раскаленные металлические сплавы и недавно горевший порох. Местный оркестрик во главе с контрабасом и саксофоном, также включавший скользящий корнет, мандолу и «жестяное» пианино, без устали шумел где-то под защитной сенью дыма. Где-то во мраке плавно двигались гурии, не достигшие половой зрелости, более-менее слегка одеты, танцевали соло или с клиентами, или друг с другом, бросая на Дерби оценивающие, если не гипнотизирующие, взгляды.

Пухлая энергичная певичка приблизительно десяти лет, ослепительная блондинка, вернулась после переодевания, платье расшито искусственными золотыми пайетками, которые были пришиты не к ткани, но лишь  —  непрочно  —  друг к другу, придавая ее внешнему виду порочность, манящую взгляд даже больше, чем откровенная нагота, и, под аккомпанемент маленького «джазового» оркестра начала петь:

   Нас гнобят на окраинах,

   Нами демпингуют в даунтауне,

   Нас знают по всему городу,

   Как Удавов Ночи   — 

   Прикинь, девочки из Бауэри

   Хотят путешествий и цветов

   Мы стоим под стенкой,

   Считаемся ничего себе!

   Садись выпить

   Или скачи в пляс,

   Старая квашня миссис Гранди

   Может коситься на нас,

   Можешь привести жену и детишек,

   А также дядь и теть

   (Всем понравится)

   В Адскую кухню сегодня ночью!

  —  Парни, если вам понрвится одна из этих пищух, просто назовите, прсмотрим, что можно сдлать,   —  предложил Штепсель.

   —  На самом деле...,   — начал Дерби, глазея на несовершеннолетнюю «птичку певчую», но его прервал Чик Заднелет.

    —  Ты кое-что упоминал намедни...

    —  Да? Я просто ребенок, не могу пмнить всё, разве нет?

    —  Что-то вроде «всё, что вам нужно - это машина времени»...

   —  Так что? Кто откзался бы пойти с одной из ных?

  —   На самом деле,   —  раскрыл тему Дерби,   —  это связано с тем, как ты произнес словосочетание «машина времени». Словно знаешь определенную, где-то в определенном месте.

    —  Вы рботаете на копов, что ли?

  — Если покажешь нам дорогу, можешь неплохо заработать, Штепсель,   —  между делом упомянул Чик.

  —   Да? Склько?

Чик достал конверт, набитый зелеными, юный хулиган воздержался от того, чтобы к нему прикоснуться, но взвешивал взглядом, чувствительным, как лабораторные весы.

  —   К мне! - позвал он. У стола материализовались полдюжины маленьких оборванцев.   — Ты! Слащавый! Мжешь найти Дктора побстрее?

    —  Кнечно, босс!

    —  Прведи его сюда, скжи, что к нему пситители!

    —  Будет сделано, босс!

  —   Бдет здсь через мнуту. Выпейте, чвствуйте себя, как дома. А вот и Анжела Грейс.

   —   Добрый вечер, мальчики.

Это была певица в украшенном блестками наряде, которая, или, точнее, который так убедительно требовал внимания Дерби минуту назад.

  — Мы перходим из вотчины Гофиза на терторию банды Хадсон Дастерс ... по крайней мере, пока здсь тврится этот чртов вздор,   —  сообщил мальчикам Штепсель, пока их отряд двигался на запад, а потом на юг, в тумане, который стал уже повсеместным. Из далекой Гавани раздавался мрачный звон бакенов с колоколом, грубый трезвон звуковых маяков и паровых сирен.

  —  Нчерта не вижу,   — пожаловался Штепсель.   —  Дверюсь носу. Вы, парни, знаете, как пхнет этот чертов 'озон'?

   Чик кивнул:

    —  Полагаю, мы ищем электростанцию?

  — Дует, пфф, с Двятой Авеню, Ел,   —  сказал Штепсель,   —  но Дктор и они, принимают участие. Машина съедает много горючего.

   В тумане раздался слабый лязг:

  —  Думаю, это может быть твой «Эл»,   — обиженно воскликнул Дерби.   —  Я только что наткнулся на какую-то проклятую опору.

  — Бедный малыш!   — закричала Анжела Грейс.   —  Можно поцеловать место ушиба?

   —   Если сможешь его найти,   — проворчал Дерби.

  —  Тперь мы бдем слдовать за поездом,   — объявил Штепсель,   —  пока нос не сообщит нам, что мы на месте.

Они подошли к триумфальной арке, серой и изъеденной временем, кажется, относящейся ко временам какой-то древней катастрофы, намного старее, чем город. Туман рассеялся достаточно, чтобы Чик смог прочесть надпись на архитраве «Я увожу к отверженным селеньям. Данте». Пройдя под исполинской аркой, они продолжали пробираться ощупью по скользкому от тумана булыжнику среди разлагающихся животных, куч мусора и тлеющих костров бездомных обитателей квартала, пока, наконец, едкий трехатомный характерный запах не стал невыносимым, наряду с резким гулом, оглашавшим окрестности, они стояли у каменных ворот, из которых сочился туман, дом за ними был почти невидим, кроме россыпи синеватых электрических огней, цветущих на этой туманной ночной вахте, но ни один аэронавт не мог прочитать их   —  они были слишком высоко. Штепсель нажал на кнопку на стойке ворот, и металлический голос откуда-то ответил: «Позже, чем вы думали, мистер Лоуфсли».

Соленоидное реле со скрипом встало на место, ворота заскрипели и открылись.