На день погребения моего (ЛП)

Несколько раз сверившись с прусской дуэльной библией, маленьким коричневым томиком кодекса чести Ehrenkodex, Кит, Гюнтер и их секунданты собрались у реки, как только начало светать. Это было одно из тех приятнейших весенних утр, которое более рациональные умы предпочли бы отметить менее летальным способом. Кожевенная мастерская еще не разогналась до эксплуатационной скорости, и воздух еще пах деревней, из которой его принесло. Ивы соблазнительно покачивались. Вдали из тумана возвышались развалины сторожевых башен. Жмурились ранние купальщики, похожие на любопытных призраков. Студенты в купальных халатах, тирольских шляпах, цветных очках, ковровых туфлях и экзотических пижамах сонно толпились в очереди, чтобы сделать ставку в безрассудном пари у букмекеров, часто посещающих такие дуэли. То и дело кто-то, втиснувшись в сознание, вспоминал, что на нем еще ночной фиксатор для усов Schnurrbartbinde. Наиболее заинтересованные стояли поблизости, то и дело вытягивая шею. Появился торговец с тележкой, шел пар от полной до краев миски вареных сарделек, прибыло и пиво, в бочках и в бутылках. Фотограф установил свой штатив и объектив Цейса «Палмос Панорам», для любого, кто захотел бы получить визуальный сувенир поединка.

  — Ну хорошо, я действительно делил на ноль, только один раз, каюсь, mea maxima culpa, в результате не было никакого эффекта. Я не пропускал шаг там, где, как ты сказал, я его пропустил. Скорее это ты, как оказалось, не способен следить за моими доводами.

  — Это чушь, Гюнтер, смотри, между шагами отсюда сюда, эта функция времени, ты предположил, что она коммутативная, просто проскользнул мимо нее, в то время как в действительности...

     — И?

    — Ты просто не можешь делать такое предположение.

    — Могу, если захочу.

    — Только не в том случае, когда здесь нужен знак «минус»...

Так, несмотря на нетерпение толпы, которая, как оказалось, уже довольно долго скандировала «Auf die Mensur, к бою!», у молодых людей разгорелся очередной математический спор, вскоре нагнавший скуку и заставивший сбежать всех, включая Яшмин, на самом деле ушедшую намного раньше под пылкую руку с выпускником факультета антропологии, который приехал из Берлина и надеялся определить здесь, в дуэльных клубах Геттингена, «контрольную группу» для исследования более глубоких смыслов надписей на лице, в особенности   — практикуемых у северных племен Андаманских островов, фактически они ушли под крики «Стефани дю Мотель!» и грубый свист, поскольку сообщество разделилось во мнении насчет Яшмин: одни считали ее смелой и современной молодой женщиной наподобие Ковалевской, а другие   — вероломной беспутницей, чьей целью в жизни было соблазнять перспективных математиков и толкать их к безвременной гибели на дуэли, как бесславная мадемуазель дю Мотель поступила в 1832 году с крестным отцом теории групп Эваристом Галуа.

Среди русских гостей Гёттингена попадались люди с бесспорно мистическими склонностями. Яшмин тут же узнавала их при встрече, иногда ей удавалось ускользнуть, еще на Чанкстон-Кресчент, но здесь, далеко на востоке, нельзя было скрыться от разворачивавшихся рядом исторических событий. К 1906 году русские были повсюду, они бежали на запад, и многие взяли с собой экземпляры книги молодого Успенского «Четвертое измерение».

Неопрятный тип с коротким именем, вроде бы восточным, был замечен рядом с Хамфридом и Готлибом.

  — Он нормальный. Теософоид, зовут Чонгом. Это как Теософ, но не полностью. Приехал сюда изучать Четвертое Измерение.

    — Какое-какое измерение?

    — Ну и остальные, конечно.

    — Остальные...?

    — Измерения. Знаешь, Пятое, Шестое и так далее?

  — Он верит, что Хамфрид был его учителем в прошлой жизни,   — вежливо добавил Готлиб.

   — Как странно. Среди беспозвоночных бывают учителя?

  — Ну вы посмотрите!   — закричала Яшмин.   — Это не Китайский Большевик, это   — старина Сидни, чтоб мне провалиться, если это не старина Кенсингтонский Сидни с каким-то растительным красителем на волосах, слушай, Сид! Это я! Старушка Яшмин! Кембридж! Профессор Ренфрю! Помнишь?

Восточный субчик посмотрел на нее бессмысленным взглядом, потом, кажется, принял какое-то решение и начал энергично что-то говорить на языке, который никто не мог определить   — хотя бы языковую семью. Более осведомленные слушатели поняли, что это   — попытка сбить с толку.

Д-р Верфнер, конечно, сразу же его выследил и предположил, что его прислали в качестве одного из агентов Ренфрю, а Яшмин предположила, что этот человек находится здесь для того, чтобы следить за ней, поскольку он проявлял необычайный интерес к русским, разгуливавшим по городу. Когда бы они ни обращались к Яшмин, чтобы обсудить с ней транс-триадные измерения, Чонг, конечно же, был тут как тут.