На день погребения моего (ЛП)

 — Я отправлю с вами лояльного мне лейтенанта Хасана, который проведет вас через грозные Ворота, мимо тех, кто их охраняет.

  — Это...

— Это труднопреодолимая местность — гадюки, песчаные бури и облавы. Само путешествие как таковое — наделенное сознанием Существо, живое божество, не желающее сотрудничать с глупыми или слабыми, и, следовательно, попытается вас отговорить. Оно настаивает на наивысшей степени почтения.

Около полуночи заглянул Муштак. Хафкорт снова читал письмо Яшмин, которое привез американец. Его сигара, обычно — веселый уголек в тусклом свете комнаты, в этой печальной обстановке потухла.

 —  Я безнадежно отравлен, Муштак.

— Найдите ее снова, сэр. Даже если вам придется взобраться на самую высокую башню в самом грубом городе, делайте, что должны, чтобы ее найти. Или хотя бы напишите ей ответ.

 — Взгляни на меня —  старик в поношенном мундире. Взгляни, во что я превратил свою жизнь. Я не должен никогда с ней даже разговаривать снова.

Несмотря на это, в один прекрасный день он со скрипом взобрался на одного из этих плотных низкорослых киргизских жеребцов и уехал, может быть, на поиски Сострадания, может быть, на поиски того, что к тому времени осталось от Шамбалы. Муштак отказался ехать с ним. Прокладка, убежденный, что англичанин наконец-то свихнулся, продолжил свою коварную деятельность в Кашгаре.

Несколько недель спустя Оберон Хафкорт явился к букинисту в Бухаре —  чистый, подстриженный и выглаженный, солидный и элегантный, если не обращать внимания на блеск безумия в его глазах. Тарик Хашим, увидев его, не удивился — он видел, как минимум, целое поколение таких искателей, прошедших мимо него, в последнее время большинство из них были немцами. Он отвел Хафкорта в подсобку, налил в чашки мятный чай из помятого медного котелка и достал из лакированного шифоньера, инкрустированного слоновой костью и перламутром, с благоговением, как показалось англичанину, коробку с разрозненной стопкой длинных узких страниц, по семь строк на странице, печать с гравюр на дереве.

 — Начало семнадцатого века, перевод с санскрита на тибетский выполнен ученым Таранатой. Является частью Тибетского Канона, известного как Тенгур.

Уехав из Кашгара, Хафкор неотступно грезил о Яшмин, это была всегда одна и та же разочаровывающая история: она пыталась отправить ему еще одно письмо, а его никогда не оказывалось там, где он должен быть, чтобы это письмо получить. Сейчас он попытался вернуть себе благосклонность сна.

—  Я также слышал о письме в форме стихотворения, — осторожно сказал он, — от тибетского принца-ученого своему отцу, который умер и возродился в Шамбале...

   Книготорговец кивнул.

 — Это Rigpa Dzinpai Phonya, или «Курьер передачи знаний», автор — Римпунг Нгаванджигдаг, 1557 год. Наставления касательно путешествия в Шамбалу адресованы автором Йогу, который является вымышленным персонажем и в то же время — реален, это мысленный образ и в то же время — сам Ринпунгпа. Мне известна версия, сейчас выставленная на продажу, она содержит строки, которых нет в других вариантах. В частности: «Даже если ты забудешь всё остальное, — наставляет Ринпунгпа Йога, —  запомни одно: когда придешь к развилке, не падай духом». Легко ему говорить, конечно, будучи двумя людьми одновременно. Могу свести вас с продавцом, если вы настроены серьезно.

  — Я настроен серьезно, — ответил Хафкорт, —  но я не читаю на тибетском.

   Тарик пожал плечами из солидарности.

 — Обычно эти путеводители в Шамбалу переводят на немецкий — «Shambhalai Lamyig» Грюнведеля, конечно...совсем недавно —  три страницы из тома «Уйгурская буддистская литература» Лойфера, автор неизвестен, предположительно —  тринадцатый век, кажется, все немцы, приезжающие сюда, несут этот том в своих рюкзаках.

 — Думаю, мне хотелось бы знать, — Хафкорт изо всех сил пытался не поддаваться странному, предшествующему болезни чувству приятного возбуждения и печали, уже несколько дней он чувствовал —  что-то надвигается, —  насколько практичны эти инструкции в смысле поиска реально существующего места.

   Книготорговец кивал, вероятно, дольше, чем должен.

— Мне говорили, что для этого нужно быть буддистом. И иметь общее представление о местной географии. Например, я почти уверен, что следует искать на севере от Такла-Макана. Это не сужает область поисков. Но эта единственная подсказка, на которой сходятся все.

 — Сам я следую путем Пророка, боюсь, довольно условно. Но Шамбала —  хотя это всё очень интересно, я уверен...

Город за окнами уже пропитался тенями, женщины проплывали мимо в просторных балахонах и покрывалах из конского волоса, купола и минареты безмолвны и неприступны для нежеланных глубин синевы, на опустевших рынках гулял ветер, каждое безумное видение пустыни, мелькавшее лишь на мгновение, обретало правдоподобие.

Есть места, которых мы боимся, места, о которых мы мечтаем, места, изгнанниками которых мы стали, изучая их, иногда, слишком поздно.