Оно летало по комнатам и по коридору, а он внимательно и терпеливо смотрел. Он не делал никаких угрожающих движений. Это напомнило ему какое-то дикое ночное животное, крайне остерегающееся людей. Мало-помалу оно приближалось, пока не оказалось прямо перед его лицом, медленно вращаясь, они на время замерли так, рядом, словно учились доверять друг другу. Трава за занавешенным окном плавилась, как каждый день. Цыплята клевали зерно во дворе и обменивались впечатлениями. Мерль подумал, что ему могло бы быть слегка жарко, и, конечно, его волосы встали дыбом. Он не мог решить, начинать ли ему разговор, поскольку было не похоже, что эта шаровая молния умеет говорить, хотя бы и не по-человечески. В конце концов, он решился и сказал:
— Послушай, я не собираюсь причинять тебе вред, и надеюсь, ты отплатишь мне тем же.
К его удивлению, молния ответила, хоть и не вслух:
— Звучит искренне. Меня зовут Скок, а тебя?
— Очень приятно, Скок. Я — Мерль, — ответил Мерль.
— Только не отправляй меня в землю, там скучно.
— Окей.
— И забудь про эту клеть.
— Договорились.
Постепенно они стали приятелями. С тех пор шаровая молния, или «Скок», никогда далеко не отходила от Мерля. Мерль понимал, что теперь он обязан соблюдать кодекс поведения, подробности которого были покрыты для него мраком. Любое малейшее нарушение, которым Скок будет недоволен — и электрический феномен исчезнет, может быть, это было к лучшему, может быть, перед исчезновением молния не зажарит Мерля, он не мог сказать точно. Сначала Далли показалось, что он утратил реальный взгляд на вещи, и она не знала, что с этим делать.
— У других детей есть братья и сестры, — осторожно заметила она. — Что это такое?
— В некотором роде то же самое, только...
— Это что то другое, да, но...
— Если бы ты дала ему шанс...
— Ему? Конечно, ты всегда хотел мальчика.
— Аут, Далия. И ты на самом деле не имеешь ни малейшего представления, чего я на самом деле хотел.
Ей пришлось признать, что Скок — любезный маленький сорванец, их мангал всегда был нагрет, с его помощью Мерль прикуривал сигары, он забирался в железнодорожный фонарь, висевший на стене вагона, если им приходилось путешествовать в темноте. Спустя некоторое время по ночам, когда она допоздна засиживалась за чтением, рядом с ней оказывался Скок, он освещал страницу и мягко подпрыгивал, словно читая.
Но однажды ночью во время сильной грозы где-то над Канзасом Скок сказал:
— Меня зовут. я должен идти.
— Твоя семья, — догадалась Далли.
— Сложно объяснить.
— Мы тоже к тебе привязались. Есть ли хоть малейшая возможность...
— Моего возвращения? Вы собрали всё в одно целое, вот как это работает, так что это буду уже не я, правда.
— Наверное, я лучше пошлю тебе воздушный поцелуй, а?
В течение следующих месяцев она заметила, что думает больше, чем когда-либо прежде, о братьях и сестрах, и о том, есть ли еще дети у Эрлис с Зомбини Непостежимым, и сколько, и какая ситуация у них в доме. Ей никогда не приходило в голову скрывать эти мысли от папы.
— Вот, — Мерль поставил проявочную камеру и бросил внутрь 25 центов. — Каждый раз, когда я буду действовать, как тупица, буду бросать туда монетку. Однажды мы накопим деньги тебе на билет к ней, где бы она ни находилась.
— По моим подсчетам, это будет не позже, чем через несколько дней.
Был один из последних дней их пребывания в краю равнин, ветер шумел в высокой айре, и отец сказал ей:
— Вот твое золото, Далия, настоящее.
Она, как всегда, окинула его испытующим взглядом, к тому времени уже примерно зная, какой он алхимик, и зная, что эти изворотливые ребята никогда ничего не говорят прямо — их слова всегда значат что-то еще, иногда даже потому, что «что-то еще» — действительно вне слов, может быть, так же, как души усопших — вне этого мира. Она смотрела, как невидимая сила воздействует на миллионы стволов, высоких, как кони с всадниками, это продолжалось многие мили под осенним солнцем, более величественное, чем дыхание, колыбельные прибоя, неизбежные ритмы моря, спрятанные далеко ото всех, кто попытался бы их найти.
Сейчас они ехали через Колорадо, направляясь в край угля, они пересекли хребет Сангре-де-Кристо и продолжали двигаться на запад, пока однажды не прибыли в Сан-Хуан. Когда Далли входила в комнату, Мерль смотрел на нее и видел перед собой изменившуюся молодую женщину, и понимал, что это только вопрос времени — когда она пустится во все тяжкие и усложнит жизнь любому клоуну с родео, который вздумает перейти ей дорогу.