На Диком Западе. Том 3

Хотя Роланд чувствовал себя в руках человека, обладавшего большей физической силой, чем он сам, но решимость его и энергия спасли его от участи, которая была бы настолько же страшна, насколько позорна. Капитан собрал все силы, и в ту минуту, когда индеец соскочил с порога на скалу, он резко толкнул его. Оба повалились на землю, потом вскочили на ноги и схватились за оружие. Пистолетов, которые миролюбивый Натан из предосторожности взял с собой в развалины, при Роланде не оказалось: он забыл их в этой спешке. Винтовка же была выхвачена у него из рук и отброшена, он и сам не знал куда. Но, как настоящий житель лесов, он имел за поясом нож и теперь собирался схватиться за него; однако, в силу долголетней привычки, рука его взялась за саблю. Вскакивая, он попробовал обнажить ее: он не сомневался, что один удар стали освободит его от дикаря. Но индеец, который оказался не только проворен, но гораздо более опытен и привычен к рукопашным схваткам, выхватил свой нож раньше, чем Роланд поднялся на ноги; и раньше, чем капитан наполовину вынул саблю из ножен, почувствовал он, что его схватили за руку и сжали ее с недюжинной силой, а индеец занес над его головой свое свободное оружие и с гортанным победным криком собирался вонзить его в горло Роланда. При свете пламени Роланду хорошо было видно его дикое лицо, ужасное по окраске и еще более ужасное по выражению. Уцепившись за поднятую руку врага, чтобы отвести удар, капитан мог наблюдать каждое движение оружия и каждую черту дикаря. Но даже и теперь он не отчаивался, потому что во всех случаях, где дело шло о нем самом, он был человеком неустрашимым, и только тогда, когда свет в хижине вдруг погас, как будто кто растащил и потушил хворост, начал он опасаться, что противник его одолеет. Однако в то мгновение, когда ослепленный внезапной темнотой он ожидал смертельного удара, отвратить который он уже не имел возможности, смех дикаря сменился вдруг криком смертельного ужаса. В то же время на правую руку Роланда потоком хлынула кровь, и индеец, пораженный пулей, пролетевшей в темноте и неизвестно кем пущенной, упал замертво к ногам Роланда и увлек его за собой на землю.

— Вставай, вставай, и делай, как велит тебе совесть! — воскликнул странствующий Натан, рука которого еще более сильная, чем рука индейца, буквально вырвала Роланда из-под убитого. — Ты борешься как молодой ягуар или как старый медведь; и право, я не стану порицать тебя, если ты порубишь целую дюжину этих безбожных душегубов. Вот твоя винтовка, вот твои пистолеты. Стреляй! И кричи громче!.. Твоя решимость привела врагов в смятение. Пусть они себе думают, что ты получил подкрепление!

Миролюбивый Натан возвысил при этом голос, стал скакать по развалинам с одного бревна на другое и дико кричал, как будто эти крики исходили из многих глоток. Он выражал столько отваги и мужественной решимости, что это ободрило Пардена Фертига, который спрятался в скалистом ущелье оврага, и Цезаря, который укрылся позади развалин, около входа, и оба они уже присоединили свои голоса к неистовым воплям Натана.

Все, что произошло с того мгновения, как дикарь появился у двери, до крика осажденных путешественников, совершилось в несколько минут. Нападение Натана на предводителя, ранение одного и смерть двух других дикарей были, как показалось Роланду, делом одного мгновения, и он не успел опомниться, как нападение прекратилось. Неожиданное и успешное сопротивление маленького отряда белых, завершившееся так несчастливо для индейцев, привело всю толпу шавниев в смятение и беспорядок. Тогда Натан подскочил к Роланду, который поспешно заряжал свое ружье, схватил его за руку и сказал ему голосом, выражавшим высшее волнение, хотя лица его не было видно в темноте:

— Друг, твоя бедная сестра из-за меня попала в опасность, так что томагавк и нож угрожают ее невинной голове.

— Ни слова об этом! — приказал Роланд и поспешно спросил. — Это вы убили высокого индейца?

— Убил? Друг, я убил?.. — возразил Натан, и голос его задрожал сильнее, чем когда-либо. — Уж не хочешь ли ты назвать меня убийцей? Я перескочил через него и покинул хижину.

— И вы оставили его там живым? — воскликнул Роланд и хотел было броситься в хижину. Натан удержал его:

— Не беспокойся! Краснокожий должно быть разбил себе голову о какой-нибудь чурбан или поранил себя сам… Может быть, кто-нибудь попал в него ножом… Но случилось так, что кровь его брызнула мне на руку, вероятно из раны, которую он получил… Так что я оставил его мертвым.

— Ладно, — сказал Роланд. — Но ей-Богу, я думал, что вы, как мужчина, отправили его на тот свет. Но время идет, мы должны вернуться в лес — он еще открыт перед нами.

— Ты ошибаешься, — сказал Натан, и в ту же минуту, как бы в подтверждение его слов, послышались громкие воинственные крики и раздались выстрелы из дюжины винтовок. Все это показывало, что развалины окружили враги.

— Река! — воскликнул Роланд. — Мы можем переплыть на лошадях.