На дне омута (СИ)

— Пожалуй, если нам не удастся узнать твоего настоящего имени, то я буду звать тебя Астой… Так на моей родине обычно зовут подкидышей, это означает «судьба».

Недолгое молчание над поляной прервалось легким шорохом крыльев, от чего Дьюар сразу оживился. Сделав круг над деревьями, на ветку опустилась сова, крупная серая птица, покрытая разрозненными белыми перьями, словно вкраплениями седины. Дневной свет нисколько не беспокоил ее, как не беспокоило уже ничего в этом мире: остекленевшие желтые глаза смотрели без всякого выражения, жутко и обреченно, от чего Акила предпочел отвернуться. Противоестественная сила уже не один год мучила эти кости, но никакого спасения для них не предвиделось — эльф держался за любимую игрушку крепко, даже не думая ее выпускать.

— Все тихо. Что бы ни убило этих людей, его больше нет рядом, — между тем коротко сообщил Дьюар, прерывая мысленную связь с умертвием.

— Людей… Ты прав, — травник вскинулся. — Духи этих несчастных позвали тебя не просто так. Следует уделить им внимание и отправить на покой…

— Они не звали меня, — возразил Дьюар. — Я почувствовал запах смерти и пришел, чтобы проверить свою догадку. Духов здесь нет, их высосали, словно…

— Это было существо, которое мы с тобой уничтожили.

При упоминании о совсем недавней схватке нога заныла с новой силой. Дьюар быстро глянул на спутника — тому досталось не меньше, но виду он не подавал, только настороженность во взгляде стала особенно острой, почти режущей.

— Там был всего лишь зарвавшийся дух, которого местные своим поклонением превратили в мелкого божка. Он больше не вернется, так что забудь о нем и прекрати подозревать в одержимости каждую травинку.

Призывая к тому же, листва монотонно шумела над головой — так, будто они проводили совершенно обычный день в тихом лесу, и только еще висящие в воздухе тяжелые отголоски самой что ни на есть черной силы разрушали эту иллюзию. Из-за них и те, кто не имел дара, могли бы ощутить угнетающее, почти болезненное настроение, которое обещало надолго впитаться в землю даже после того, как звери растащат кости, а трава скроет обломки. Если лесу не помочь, то он еще долго не избавится от нанесенной ему раны, а шрам от нее может остаться и навсегда.

— Прежде, чем мы уйдем, я попытаюсь очистить это место от скверны, — решился Акила, тоже прислушиваясь к деревьям. — Присмотри за Астой, пожалуйста.

Дьюар не успел и рта раскрыть, как все произошло: по-прежнему тепло улыбаясь, Акила взял девочку и бесцеремонно сунул ему прямо в руки, лишив всякой возможности откреститься.

— Тьма тебя побери, я что, согласился?! — возмутился эльф.

Обычно все порядочные мамаши запрещали своим чадам даже подходить к нему, и Дьюара это полностью устраивало, а тут суют прямо под нос и не боятся, что темный маг диточку сглазит. Малышка тоже осталась не в восторге от близкого знакомства с тем, кто недавно испугал ее. Они смотрели друг на друга настороженно, нахохлившись, как та сова на ветке.

Мысленно Дьюар отметил, что волосы девочки такие же черные, как у него самого, хотя, разумеется, больше она ничем не походила на эльфа. Обычный человеческий ребенок — с короткими круглыми ушами, растрепанный и в донельзя грязном платьице. Дьюар немедленно опустил ее на землю.

— Сидеть, — строго велел он, получив в ответ только сердитое сопение.

Оба нахмурились и уставились на Акилу, упорно игнорируя друг друга.

Магия природной стихии действовала мягко, стирала отвратительные следы трагедии, и само это действо завораживало невольного зрителя. Повинуясь негромкому, но твердому голосу, из земли вырастала молодая трава, прикрывая тела, впитывая разбрызганную кровь, спокойная и чистая сила вытягивала калечную память, возвращая поляне почти первозданную атмосферу. Холмики образовались на месте тел гончара и его жены, побеги малины пробились между досками телеги, подтачивая дерево со всех сторон — если кто и обратит внимание на следы, подумает, что все случилось уже очень-очень давно. Происходящее таинство как будто заставило само время остановиться, и эльф с девочкой тоже притихли, одна — в изумлении от свершавшегося на ее глазах волшебства, другой — в молчаливом, но все же уважении к чужому таланту.

— Дело сделано, — с этими словами Акила поднялся с колен, украдкой стирая выступившую на лбу испарину. — В путь.

Девчонка моментально подскочила и бросилась к нему, чтобы потом, укрывшись за спиной защитника, хмуро выглядывать на оставшегося в стороне. Осмелев окончательно, даже высунула язык, но так и не проронила ни звука.

Добродушно посмеиваясь над этим маленьким озорством, Акила взял ее за узкую ладошку и повел в сторону оставленных у дороги коней. Дьюар поплелся следом, и оба мага старались не оглядываться на покидаемую поляну, потому что из собственных воспоминаний жуткую сцену было не убрать даже после сотворенной магии.