На дне омута (СИ)

Белый Гайне встретил хозяина радостным ржанием: тут же ткнулся мордой в шею Акилы и с удовольствием принял его поглаживания. Мощный мускулистый конь, казалось, даже не заметил того, как на его спину усадили маленькую девочку, но только на первый взгляд — на самом деле движения его стали невероятно осторожными, плавными, лишь бы не уронить ребенка.

Следуя за ними, Дьюар тоже отвязал коня. Тот фыркнул, тряся черной гривой, недовольный не то тем, что его вновь заставляют пуститься в дорогу, не то — что вообще оставляли в этом скверном месте. Он сходу попытался схватить зубами подошедшего эльфа, но получил щелчок по носу и, недовольно засопев, отвернулся.

— Убью и сделаю умертвие, — устало пригрозил Дьюар. В этот раз Акила даже не усмехнулся, как бывало, и двинулись они в молчании.

Эльф изредка поглядывал на кружащую над ними сову, но она не выказывала никаких признаков близкой опасности. После того, как взбесившийся дух был уничтожен, захваченный им лес сделался удивительно спокойным, словно вымершим… Да, именно так. Дьюар чувствовал в нем много смертей, местные обитатели гибли точно так же, как и проезжие люди, а те, что сумели уцелеть, спешили поскорее убраться прочь или зарыться поглубже в норы; шелест ветвей не разбавлял птичий клекот, дорогу не перебегали испуганные зайцы, даже насекомые попадались редко, словно и они знавали первобытный страх перед оживленной стихией.

***

Лес понемногу редел и вместе с тем становился оживленнее. Деревня была уже близко: в поле, которое теперь тянулось справа, виднелись стога скошенного сена, левее на полянке паслось несколько привязанных к колышкам коз. Здесь наконец-то послышались трели сверчков, свист горихвосток, пищание комаров. Даже трава как будто налилась зеленью и воспрянула, избавившись от гнета лесной тени. Вот дорога свернула и стала спускаться вниз по пологому склону, а там, впереди, уже можно было разглядеть дома и дымок из печных труб.

— Хм, похоже, постоялого двора у них нет, — заметил Акила, созерцая окрестности.

Представшее глазам село оказалось совсем маленьким, и у дороги проезжающих путников не встречала гостеприимная корчма — одна только покосившаяся табличка, прибитая к стволу березы, на которой кривыми буквами вывели «Ниж. Пиражки». Благодаря надписи закрадывалась смутная надежда, что где-то поблизости расположились еще одни «Пирожки» — и, может, даже побольше первых — но день неумолимо клонился к вечеру, а разыскивать деревню в темноте, только чтобы выяснить это, ни одному из магов не хотелось.

— Как думаешь, кто-нибудь пустит нас в дом, или лучше заночевать в том амбаре, который мы видели на поле? — остановившись аккурат под вывеской на березе, с сомнением спросил Дьюар.

Спутник одарил его задумчивым взглядом, в котором эльф и без слов уловил привычное смирение перед дорожными невзгодами. Дьюар тяжело вздохнул и уже было развернул коня в обратную сторону, к амбару, но Акила, осторожно переложив голову сонной девочки с одного своего плеча на другое, жестом указал к деревне.

— Надеюсь, мы успеем спуститься до темноты, — тихо сказал он, — чтобы не слишком помешать хозяевам.

Дьюар недоверчиво приподнял бровь — вдруг ослышался, — но спутник уже настойчиво понукал коня, не забывая со всей аккуратностью придерживать девочку. Их ждала не в пример более простая, но не менее длинная часть пути.

***

Еще немного, и поля вовсе остались позади. Дорога теперь шла по окраине села, огибая дома и у колодца сворачивая в сторону главных ворот, сплошь увитых лентами. Кони фыркали друг на друга, даже порывались устроить гонку, так, что их приходилось сдерживать — выход из оскверненного леса словно придал животным сил. В конце концов Дьюар, устав приструнивать своего норовистого конька, отпустил поводья и позволил Шиморку перейти в галоп. Тот громко заржал, с места набирая скорость. Эльф было обернулся, красноречиво глянул на спутника, но сказать ничего не успел — Шиморк уже оторвался более, чем на длину своего тела, и несся вперед, ни на что не обращая внимания. Очень быстро Гайне и Акила отстали, превратившись в серо-белое пятно на фоне золотисто-зеленых трав.

Конь остановился только на приличном расстоянии, шумно дыша и довольно похрапывая. Рядом как раз оказалась молодая тонкая яблоня, одиноко стоящая среди высокого бурьяна. Ее розовеющие яблоки и стали Шиморку наградой в им же самим спровоцированной скачке — конь радостно захрустел, обирая нижние ветки.

Порадовавшись передышке, Дьюар с облегчением вздохнул. Прямо перед ним раскинулась деревня, уютно примостившаяся между пахотными полями и рощицей — в сгустившихся к этому моменту сумерках совсем крохотная. Если бы не запах смолистого дыма от горящих веток, издалека можно было подумать, что там летают блуждающие огоньки — так ярко светились костры за частоколом, что даже темные силуэты домов не могли их полностью заслонить.