На Днепровском рубеже. Тайна гибели генерала Петровского

К началу войны в нее входили два стрелковых корпуса (пять стрелковых дивизий), один кавалерийский корпус (две кавалерийские дивизии), два механизированных корпуса (четыре танковые и две механизированные дивизии) и 155-я сд. Итого: 14 дивизий. Только в составе наиболее боеспособного 6-го механизированного корпуса по состоянию на 13 июня 1941 года насчитывалось: 994 танка, 229 бронемашин, 76 гаубиц калибра 122-мм и 152-мм, 96 пушек и 163 миномета.

А если учесть, что и потери 10-й армии были самыми большими, то с большой долей вероятности можно сказать, что он бы, по всей видимости, разделил судьбу своего товарища, командующего 4-й армией генерал-майора А.А. Коробкова, который был расстрелян вместе с командующим фронтом генералом армии Д.Г. Павловым и другими генералами. Константина Дмитриевича спасло только то, что на тот момент, когда Сталин решил устроить показательную расправу над не справившимися со своими обязанностями генералами Западного фронта, местонахождение его было неизвестно: он тогда пробирался из окружения с небольшой горсткой красноармейцев и командиров.

Но было, по мнению автора, еще одно обстоятельство, которое не давало ему покоя уже много лет. Об этом знали не многие. Как и Петровский, генерал Голубев был в составе группы начальствующего состава РККА на стажировке в Германии. Правда, это было очень давно, в 1928 году, когда он еще занимал должность начальника штаба 20-й стрелковой дивизии. Но из тех командиров, кто был в служебной командировке в Германии в 1926—1931 гг., на свободе на тот момент оставались только он, генерал Л.Г. Петровский и генерал А.В. Катков[33]. Абсолютное большинство были репрессированы, как предатели и враги народа. Попробуй после этого быть спокойным и уравновешенным. Так что понять генерала Голубева отчасти было можно.

Выслушав доклад об изменениях в обстановке за день, генерал Ефремов пришел к однозначному решению — надо немедленно отводить корпус Петровского на левый берег Днепра, иначе беды не миновать. Но если дать команду на отход отряда Неретина он еще мог, то отвести назад стрелковый корпус без согласования со Ставкой не имел никакого права. Таков уж порядок, установленный в войсках: любое решение по организации боевых действий должен утвердить старший начальник.

Вспоминая вечер 11 августа 1941 года, Леонид Михайлович Сандалов[34] пишет:

 «Стоя перед развернутой картой с нанесенной на ней обстановкой, Ефремов рассуждал вслух:

— Если бы из-за Днепра перетащить на правый фланг фронта корпус Петровского, он бы, несомненно, сдержал натиск противника. Свою роль за Днепром он уже сыграл. Почти месяц сдерживает главные силы 2-й немецкой армии. Находиться там корпусу и бесполезно и опасно. Он может попасть в окружение, и его постигнет участь, как корпус генерала Бакунина[35], сражавшийся в окружении в районе Могилева. Обстановка изменилась для корпуса Петровского, да и для всего фронта создалось угрожающее положение, — продолжал Ефремов. — Утром всем Военным советом подпишем просьбу в Ставку о разрешении отвести за Днепр корпус Петровского и 3-ю армию.

Ефремов позвонил Шапошникову. Попросил разрешения перевести войска левого крыла за Днепр и переместить КП фронта, но получил отказ. Я знал по своему опыту, что в подобных случаях Борис Михайлович обычно отвечал:

— А вы позвоните, голубчик, товарищу Сталину, может быть, он разрешит»^{82}.

Следует отметить, что воспоминания генерал-полковника Л.М. Сандалова среди многочисленных произведений подобного рода наших военачальников и полководцев времен Великой Отечественной войны отличаются наибольшей точностью и правдивостью. По крайней мере вольных и невольных ошибок, различного рода несоответствий реальным событиям и архивным данным в его мемуарах очень мало, да и то они, скорее всего, были обусловлены «работой» нашей цензуры, которая часто заставляла освещать те или иные события таким образом, чтобы они соответствовали созданной властью мифической истории войны.

К тому же не надо забывать и о том, что в рассматриваемый нами период Л.М. Сандалов занимал должность начальника штаба Центрального фронта, а кому, как не начальнику штаба, было знать все тонкости. Он и обстановку знал, и был в курсе всех событий относительно решений Ставки Верховного Главнокомандования, и подчиненных командующих и командиров насквозь видел.