На долгую память…

Виктор продолжал стоять у окна. Потом ему захотелось прилечь. За окном быстро стемнело. В палате включили свет, а медсестра принесла поесть и горсть таблеток. Женщина проследила за тем, съест ли свои лекарства пациент. Убедившись в том, что он не выплюнул таблетки, медсестра ушла. Виктору вскоре захотелось в туалет, у него заболел живот.

Он вышел в коридор, встретился взглядом с сидевшим за столом санитаром.

— Тебе опять в туалет? — спросил молодой санитар.

— Да.

— Направо, потом прямо, и до конца, — указал дорогу парень в белом халате.

— Спасибо, — сказал Витя и побрёл по длинному коридору.

Дверь в туалет всегда была открыта. В просторном помещёнии до потолка покрытым плиткой стояло несколько мужчин. Человек шесть, семь. Они курили в приоткрытую форточку. Двое выглядели побитыми. У одного толстого мужчины была перебинтована голова, а у второго был гипс на руке и лейкопластырь на носу.

Но Виктора мало интересовало это сборище. Он увидел несколько унитазов, которые не были загорожены перегородками. Пришлось делать своё дело так, под взглядами курильщиков, один из которых, с забинтованной головой, медленно отошёл к выходу, где так и остался стоять, наблюдая за тем, что происходит в коридоре.

Виктор смыл за собой и подошёл к умывальнику. Но руки помыть ему не дали.

— Ты делаешь вид, что меня не знаешь? — спросил мужчина в татуировках со сломанной рукой, поглаживая лейкопластырь на носу.

— Я не делаю вид. Я действительно тебя не знаю, — ответил Виктор.

— Вот как. Везёт же, не помнишь ничего в жизни своей убогой. Тебе жить-то до сих пор не хочется? — не унимался мужчина.

— Хочется.

— Резко захотелось, значит? А мы тебе уже собрались услугу оказать. Ладно, убивать не будем, но жить тебе снова расхочется, потому что это будет не жизнь!

Мужчины окружили его. Виктор приготовился отбиваться, но первый же удар свалил его с ног. Он не смог отбиваться от частых ударов ногами, поэтому просто заполз под раковину и закрыл голову руками. Как ни странно, он не чувствовал сильной боли от прикосновений чужих ног по своей спине и рёбрам. Боль была глухой и терпимой.

— Мочите его! — крикнул толстый мужчина с перебинтованной головой. — Мочите насмерть!

В туалет прибежал молодой санитар, сбив оттолкнув Макара в сторону от двери.

— Разошлись! — крикнул он.

Все стремглав разбежались. Санитар поднял с холодного пола избитого Виктора. Тот шатался, но на его лице не было ни единого синяка, только на лбу красовалась шишка, полученная в предыдущей драке. Чуть позже у него немного заболела спина.

— Спасибо, — сказал Витя.

— Не за что. Без меня теперь в туалет не ходи, хоть и недолго тебе здесь осталось, — сказал санитар и проводил Баюнова до палаты.

Почему ему здесь осталось недолго, Виктор спрашивать не стал. Поначалу, конечно, он испугался, но потом вспомнил, что ему решительно незачем жить.

Сон долго не шёл к Виктору, хотя обычно с этим проблем не было. Ныла спина и в голову лезли нехорошие мысли. Ветер за окном крепчал, стучал в стекло, норовя выдавить его из рамы. В палате стало прохладно, мужчина поднялся с кровати, поковырялся в суке, что ему днём принесли. Там он нашёл красивый серый пиджак. В его внутреннем кармане лежал какой-то пакет с маленькой книжкой или блокнотом, но Баюнов не стал доставать этот предмет. Надев пиджак, он снова лёг под одеяло, от которого неприятно пахло чем-то горьким, несмотря на то, что оно выглядело чистым.

А думал Виктор о том, что у него, по сути, не было жизни. Глядя на нехитрый интерьер комнаты, он понимал, что находился в больнице. А то, что было до больницы, он не помнил. Не помнил и о том, как прошёл сегодняшний день. Он даже не понимал, ранняя весна или поздняя осень бушует ветрами за окном, на котором была прочная решётка. Виктора посетило зыбкое воспоминание, что вроде бы когда-то он был женат. Но как выглядела и как звали его жену, он вспомнить не смог. Правда в памяти почему-то всплыла первая школьная любовь из младших классов. Дальше Виктор стал вспоминать, есть ли у него дети, но и здесь он ничего не вспомнил. Потом он зациклился на своём возрасте, и пришёл к выводу, что ему около тридцати лет, плюс, минус год. Ещё он вспомнил, что у него день рождения в один день с Натали Дормер, Варгом Викернесом и Дженнифер Энистон. Это знание не прибавило ему оптимизма. Детский сад, школа, университет, работа — всё в обрывках воспоминаний из безымянных лиц и пустых разговоров ни о чём. И никаких полезных знаний в его пустой голове. Даже таблица умножения вспомнилась с трудом. Но он помнил своё имя, фамилию, отчество и почти не помнил родителей. Почему-то появилось ощущение, что их давно нет. Как нет и памяти о них.