На Дороге (СИ)

А как вы знаете, Домашние Феи — существа крайне взбалмошные: то они собирают каждую пылинку и натирают медные котелки до режущего глаз блеска, то впадают в хандру и годами ходят по дому, шаркая тапками, шмыгая носом и кутаясь в безразмерный халат, пока однажды солнечная смешинка не сядет им на кончик носа.

Вы спросите меня, что это за смешинка такая? Радужная пыль? Заблудившийся солнечный зайчик? Отвечу честно, точно не знаю… Может, это чей-то смех или чих?

Знаю, что они витают в воздухе, катаются на ветре. Посмотрите внимательно на пылинки в золотом луче, прорезающем бархатный сумрак комнаты, обязательно увидите!

Так вот, домашняя фея делает очередной горестный вздох, глубоко втягивая воздух, и смешинка попадает в рот…

Тут происходит самое настоящее чудо преображения — пропадают халат и тапочки, нечёсаные патлы уступают упругим кудрям, нежный румянец заливает щечки, и крылья стрекочут от напряжения. Фея отправляется на бал! (Вероятно, от такой вот бальной шалуньи и произошел наш с вами Фей. Но сейчас не об этом)

По возвращению Золушки, то есть, Домашней Феи, домой начинается кипучая деятельность. Щетки трут кота, ой, то есть, котлы, тряпки скачут наперегонки, кочерга помогает совкам и веникам, поднимая клубы пыли из золы… Ну, вы поняли.

И разумеется командиром Трамтарарама становится Домашняя Фея.

Но постепенно рвение Феи куда-то испаряется, напружиненные кудри распрямляются, а платье обращается в халат… Дальше вы и сами знаете, не станем повторять всю катавасию.

Для нашего общего теперь друга, Лесного Фея, важно было то Вдохновение, которое должно было всенепременно посетить, но никак не хотело этого делать. Фей совал нос в каждый луч солнца, с трудом проникавший в загромождённое жилище. Увы, безрезультатно.

Фей ждал, Паук ныл, бабуля Маб варила зелья, горы кастрюль и кастрюлечек росли… А Вдохновение так и не приходило.

Постепенно кастрюли и кастрюлечки заполонили всю кухню, затем очередь дошла и до прихожей, потом пострадали и спальня с гостиной. Бабуля продолжала варить зелья, паук, зажатый очередной плошкой в самом далеком углу подкоряжного дома, жалобно скулил, а Фей ждал.

Наконец, Фею надоело ждать. Кое-как, путаясь ногами в вездесущих кастрюлечках и кастрюлях, он добрался до письменного стола в кабинете, вытряхнул заспавшуюся мошку из чернильницы, послюнявил палец и потер засохшую краску. Дело было безнадежно…

"Тьфу ты, пропасть!", — буркнул Фей, откидывая бесполезную склянку с высохшими чернилами. Фыркнув что-то под нос, он наковырял из дальнего угла поскуливающего паука, подхватил за скрюченные ручки бабулю и вылез из подкоряжного дома.

Вход заколотил двумя дощечками. Он бы написал на них коротенькое слово: «Переехали», но, как мы знаем, чернила засохли…

В новом доме под старой мшистой корягой зажилось фривольно, бабуля продолжила варить зелья, паук плести паутину, а Фей насвистывать песенки и убегать за приключениями. И беда со Вдохновением, так и не пришедшим на помощь, больше его не тревожила, как и кастрюльки с котелками — Фей отлично знал, что нужно делать!

А старый подкоряжный дом Фея ты без труда найдешь в лесу, только гляди в оба, чтобы не засыпало кастрюльками!».

Юный Алион замер, вспышка ослепила. Привиделись костер и спящая девушка, ослик, дремлющий в ногах… Потом в голове вспыхнуло письмо, оно горело золотом, обжигая. Магию Владыки ни с чем не спутать! Но где же он сам, и где отец?

Юноша пришпорил усталого коня, радуясь, что луна ярко светила, делая пыль дороги белой. Маму надо найти и спасти!

[1] Камень в вершине свода в данном случае, в арке дверного проёма.

[2] Не проси у аскера не будешь обасканым (сленг, 90-е). По законам мира нищих просить у нищего — моветон.

Глава Четырнадцатая

Олейя. Поднебесный. «Ад будет милей».

Олейе чудилось тепло, мягкое тепло. У них всегда было очень тепло в спальне. Ларон любил тепло… Оли не открывала глаз, кутаясь в тепло, как в одеяло.

Все хорошо. Все только привиделось, она не одна, теплые руки крепко обнимают, Энед или Нора? Оли улыбнулась, стоит открыть глаза и солнечный луч рассыплется пылинками в абрикосовом свете утра.

Все хорошо…

Олейя попробовала открыть глаза, но никак не выходило. Словно бы кто-то склеил веки. Нежные объятия показались тесными, душными. Она дернулась, пытаясь освободиться. Тело парализовало, дышать становилось невозможно. Оли поняла, что не может проснуться и закричала, пытаясь позвать на помощь.

Резко открыла глаза. Серые сумерки заполняли мир предрассветной тишиной. Нежный дивный аромат увядающих цветов разливался по спальне, напоминая Собор.

Олейя ощущала себя крепко обнятой. Только теперь объятия показались жесткими, неживыми. Олейя порывисто высвободилась.

Нет…все хорошо… Нора рядом, просто крепко спит.

Девушка легонько коснулась руки. Абсолютно холодной. Послышался запах, тонкий и отвратительный, почти нежный, тошнотворный, перебиваемый ароматом увядающих цветов.

Оли резко откинула пряди с лица "спящей" и… заорала, видя тлен и разложение, пожирающие красивые, бесконечно любимые черты…