На дороге стоит – дороги спрашивает

Сквозь серебристую завесу струй
Пейзаж загадочен, таинственен, контрастен.
Касанья клавишей, мгновенный отзыв струн.
Как музыкальные гармонии, прекрасны!
В сверканье нитей летнего дождя,
В дождинках, солнцем осиянных,
Поэзии не увидать нельзя!
Воспеть природы лик – удел богоизбранных.
Поэзия – ты исключительная страсть
Немногих, волею судеб родившихся поэтами,
Имеющих над нами власть.
Мы их боготворим поэтому.
Поэзия, с тобою воспарю, тебя благодарю
За праздники, что щедро даришь людям.
Гомер Эос прозрел – розовоперстую зарю.
Я предпочтенье отдаю рабочим будням.

Ещё раньше, в годы учёбы в МАИ, естественное в молодости увлечение поэтами и поэзией получало поддержку и развитие в дружбе с Владимиром Ильичом Мильковым, преподавателем Литинститута, участником Великой Отечественной войны. Обычная история: его друзьями, поэтами-фронтовиками влюблённый в Маяковского критик Мильков был внедрён в Литературный институт, где готовил диссертацию о последователях поэта революции – Николае Асееве, Семёне Кирсанове, других стихотворцах этого круга, вёл семинары, практические занятия со студентами. А вопрос жития, прописки всегда в Москве тяжёлый для людей порядочных, не слишком пробивных, безденежных, висел над ним как дамоклов меч. Обретался бы он незнамо сколько в общежитии, да счастливо женился на студентке, как и он сам, приехавшей в Москву из провинции. То, что его избранница Галина Петровна, добрейшее, милейшее существо, русская красавица с льняной косой, оказалась выпускницей педагогического института, решило их, казалось бы, неразрешимую квартирную проблему. Её направили по распределению в одну из лопасненских школ и по закону обязаны были обеспечить жильём. И обеспечили оригинальным жильём, отнюдь не банальными квадратными метрами в стандартной пятиэтажке-новостройке. Предложили половину бельэтажа в деревянном усадебном доме помещика Рюмина, ни много ни мало предводителя дворянства Серпуховского уезда в пору проживания в этих краях А.П.Чехова. Алексей Сергеевич Суворин, побывавший весной тысяча восемьсот девяносто второго года в Мелихове, в разговоре с Антоном Павловичем выразил желание обзавестись имением неподалёку от любезного его сердцу Чехова, который не мешкая навёл справки и послал в Петербург следующее сообщение.

«16 июнь, ст. Лопасня.

В самой Лопасне продаётся большое имение предводителя Рюмина, с дворцами, лесами, с рекой и с тысячью одной ночью. Есть также продажные имения в 30–40 и 50 тысяч из коих, кажется, ни одного нет такого, которое не требовало бы ремонта. Рюминское имение в полном порядке. Говорят, есть даже зоологический сад».

Очевидны добросовестность Чехова, его корыстное желание поселить друга-приятеля поблизости, а Лопасня, куда уж ближе! Ради задушевных разговоров, бесед на литературные, деловые, интимные темы, случалось, Антон Павлович срывался с места и мчался курьерским поездом к Суворину в Петербург. Другого столь желанного собеседника для Чехова в целом мире не было. В каждый приезд Суворина в Москву мелиховский затворник отрывался от рукописи, нетерпеливо ожидаемой в редакции журнала или книгоиздателями, от текущих мелиховских дел и отправлялся в древнюю столицу, в Славянский базар, где обычно останавливался хозяин «Нового времени», драматург, романист, авторитетнейший во многих сферах жизни Суворин. Они на пару посещали театры, бани, кладбища. Изъездили, нанимая на полный день извозчика, московские пригороды. Однажды подобным образом совершили вояж в Троице-Сергиеву лавру.

Общение родственных душ, общение литераторов в расцвете творческих сил – вещь необходимая, как кислород, при отсутствии которого, не мудрено задохнуться. Быть поближе друг к другу для них – великое дело. Но не купил Суворин имение Петра Михайловича Рюмина, и все другие предложения Чехова делового применения не нашли. Антон Павлович в одном из мелиховских писем с досады на пустые хлопоты припечатывает Суворина неведомым миру доселе словцом – «эдакая барабошка».

Относительно персон дружеского круга Антон Павлович отличался изысканной деликатностью, а переехав в Меиихово, разыгрался. Обожаемый им Алексей Николаевич Плещеев, изрекший на века призыв: «Вперёд без страха и сомненья!», нежданно-негаданно получивший миллионное наследство, удостаивается следующего язвительного пассажа: «Плещеев-поэт покупает виллу, где-то около Виндзора, но зельтерской воды уже не пьёт: дорого!» Как теперь принято итожить: «Не слабо!»