На дороге стоит – дороги спрашивает

«Жили-были, приятельствовали-дружили, – рассуждал Завдонов на протяжении многих лет. – Вдруг один на другого обиделся – он, видите ли, шуток в свой адрес не переносит. Обиделся и бросился душить приятеля, который, представьте, поначалу думал, что не всерьёз его душит. Положим, до летального исхода дело не дошло. Ну, и что из этого?! Может потерпевший впредь с доверием относиться к насильнику? Можно предположить (экспертизы не было), что быть задушенным психопатом лучше, чем психически нормальным индивидуумом. Добрых отношений между ними, кажется, быть не может по сути дела, по определению, поскольку не согласуется сие со здравым смыслом. Не верю я ему, не могу верить после этого. Есть он на свете, нет его – мне всё равно. Я не унижу себя желанием какой бы то ни было мести, и злопамятство во мне живёт в пределах моего равнодушия к нему, безразличия ко всему, что касается существования на земле Еремея Солёного.

Помню, когда оползень завалил пещеру, в которой отрезанной от мира, от жизни на земле оказалась съёмочная группа Бодрова-младшего, полгода бились, чего только ни применяли в стремлении высвободить людей из страшного подземного заточения. Всё оказалось тщетным. Так и наша детская и юношеская дружба оказалась в такой же заваленной диким поступком, тёмной пещере.

Зачем он явился сюда? Он, Еремей-Репей, не понимает разве, что не вернуть прошлого?»

Константин Петрович испытующе посмотрел на неумолчно говорившего Еремея, на красующийся возле компостного сооружения высокий репейник и сказал сурово:

– Иди с Богом, Еремей-Репей.