На другом берегу утра. Бестиарий Святого Фомы

И заткнулся. Вроде как чтоб набрать в лёгкие побольше воздуха – и снова говорить. Мне сразу показалось, что запахло мятой. Что мятой пахло от него – от щёк, от выглаженного мамой воротничка рубашки, от мягких ладоней.

– Что за бред? – зло бросил я, так зло как только мог, чтоб перебить этот мятный запах.

– Сказка, – сказал он и посмотрел мне прямо в глаза.

Я ненавижу, когда он смотрит мне в глаза, потому что боюсь оскользнуться и провалиться в его – они такие же ломко-хрустальные, как и он сам, небесно-голубые. А на радужке, если присмотреться, маленькие жёлтые крапинки, как у кошек.

– Дебильная сказка! – когда я говорю таким голосом, кажется, что я ругаюсь самыми бранными словами.

Мне хотелось, чтоб он сказал – нет, не идиотская. А я бы заорал на него, а он бы ответил – и тогда я его ударил бы. Толкнул бы в плечо. Спихнул бы со скамейки. Или ещё что-нибудь сделал бы. Но он просто согласился – «и вправду, дебильная» – и улыбнулся обезоруживающе. Он всегда так – с ним никогда не получается поссориться, даже если хочется. И подраться не получается. Поэтому я изо всех сил саданул ладонью по скамейке, так сильно, что содрал кожу на подушечках.

[Бестиарий Святого Фомы]

Бывают люди-драконы и люди-собаки, люди-волки и люди-свиньи, люди-кошки и люди-рыбы. Всякие бывают, но реже всего – люди-люди. Почти никогда не бывают люди-люди. Потому что все рождаются людьми-драконами, людьми-собаками, людьми-волками или другими нелюдями. И даже если человек-дракон захочет стать человеком – потому что решит, что уже готов – люди-кошки и люди-рыбы, люди-свиньи и люди-собаки, которые всегда вокруг, обязательно будут ему мешать. Потому что людям-людям не место тут.

Человек-дракон росту малого или великого, облика неказистого или незаурядного, силы скромной или выдающейся. Всякий. Его можно спутать с человеком-волком или человеком-ящерицей, но у второго нет его силы, а у первого – великодушия.

Человек-дракон питается миром, вселенной и иногда – людьми. А чаще всего – невозможными возможностями, которые он вынюхивает. У него тонкий нюх и только он может почуять невозможное на расстоянии миль. Зубы у человека-дракона острые и горячие, как нагретые солнцем камни. Иногда их видно, и сразу понятно, что это – дракон. А иногда они внутри и не поймешь.

Человек-дракон обитает в одиночестве и остальных переносит только в качестве корма. Он единственный из нелюдей – не размножается и не живёт в неволе. Драконом рождаются и умирают, не давая потомства.

А записал то Фома,

Близнецом называемый.

II. Я

Он считал нотами и говорил цифрами.

Когда он поднимал голову, то щурился словно от яркого света, хотя в комнате и было темно. А ещё стряхивал с рукава невидимые звуки, будто они мешали ему слушать себя.

Он думал, что если приложить к виску тяжелую ложку из старинного серебра – то непременно умрёшь или перезабудешь всё, что помнил до этого. Сердито хмурил брови, когда просыпался – потому что зачем просыпаться было непонятно, и так хорошо.

А ещё он не любил брата. Да что там, даже ненавидел.

Он был совсем один, плывя в этой ненависти – о ней было не рассказать.

Брат был похож на куклу – худую и безжизненную. «Какой-то ненастоящий он», – думал он. «Придурок», – цедил он ему, когда не слышали ни мама, ни папа.

Придурок. А брат только улыбался кротко, словно он сказал ему, как он рад, что тот у него есть.

Если брат и был ненастоящим, то только для него – и для тех, кто не хотел посмотреть ему в глаза.