На двух берегах

- Но ты же не уйдешь? Совсем не уйдешь? Или собираешься уйти? - Мария, надрезав финкой, оторвала от парашюта широкую полоску, разрезала ее пополам, смочила из котелка одну и подала ему обе: - Оботри ноги. А то когда еще. Хотя, погоди. - Найдя мыло, она чуть намылила влажную тряпку. - Оботри хорошенько. Еще натопим воды.

- Не уйду. Не собираюсь, во всяком случае. Во всяком случае, сейчас не собираюсь, - уверил он ее. - «Но если не приду, что ты тогда будешь делать?» - подумал он, но не стал говорить ей об этом, а занялся ногами - тер их мыльной тряпкой, а Мария, осторожно наклоняя котелок, тоненькой струйкой поливала на то место, которое он тер. Ноги блаженствовали, он с наслаждением поставил их так же, как это делала Мария, на голенища валенок, и не хотел даже надевать носки. - Чудо! Чудо из чудес! Много ли надо чело-веку для полного счастья! А, Мария? А? Что ты скажешь на этот счет?

Сев опять на свое место, заглянув в ведро, критически посмотрев на Андрея, как бы определяя что-то, она ответила и робко, краснея, улыбнулась:

- Для полного твоего счастья, Андрюша, тебе надо обтереться всему и сменить белье.

Теперь он открыл рот, так далеко развить мысль о мытье в этих условиях у него не хватило мозгов.

- Нда? Это было бы…

- Я отвернусь, - вся вновь покраснев, заявила Мария. Или вообще выйду. А ты оботрись хорошенько тряпочками. А что их жалеть? Возьмешь Тишину сменку. Я сама стирала да прожаривала под утюгом. Возьмешь, возьмешь. - Она заплакала: - Хоть чем-то Тиша нам поможет.

Что ж, он послушал ее - да и было бы глупо не послушаться. Когда воды согрелось достаточно, он, присев на корточки под творилом, ежась, сначала обтерся мокрой мыльной тряпкой, а потом, поливая через край на эту тряпку, обтерся горяченькой водой. Надев чистые кальсоны и брюки, надев чистые же шерстяные носки, он крикнул Марии, и она, спустившись в землянку, полила ему на голову.

Не бог весть, как он вымылся, но пот и грязь он почти стер. Во всяком случае, ощущение свежести пришло, и он, пока Мария грела чай, лежал на нарах в состоянии блаженства, изредка поглядывая на часы, прикидывая, через сколько времени ему следует выступить.

- Как новорожденный, - заявил он. Мария кивнула. - Или хотя бы как в санатории.

Это мытье дало ему не только ощущение чистоты. С потом и грязью он как бы смыл и то чувство униженности, которое пришло, когда он стал пленным. Смыв с себя пот и грязь, он как бы смыл и это чувство - он был чист, в тепле, сыт и хорошо вооружен. И он не был один. Мария, помогая ему, снаряжая его, значит, разделяя его планы, связала его и со всей армией, со своей Землей. Он теперь не чувствовал себя одиночкой, напрочь оторванным в ту злосчастную ночь от армии. Нет, он снова ощущал себя с ней.

- Вот что, - сказал он после второй кружки сладкого и крепкого чая. - Ты все поняла?

Держа кружку на коленях, поднимая ее к губам, чтобы отпить, Мария промолчала.

Он сказал жестко:

- Первое: связь с Николаем Никифоровичем. Пусть даст знать о тебе. Второе: без крайней, без самой крайней нужды - из землянки ни на шаг! Наследишь. Ни на шаг, если хочешь жить! Понятно?

Мария закрыла глаза.

- А если я не хочу жить? Зачем жить? Тиша…

Он перебил, он считал, что эти мысли надо сразу вытравлять из ее головы:

- Глупости! Понятно, глупости? Что это значит - «не хочу жить?» Ты где находишься? Ты - в армии. Твоя жизнь не принадлежит тебе.

- Задание провалилось… - не очень уверенно возразила она.

- Кто это тебе сказал? Это что, решение твоего командования? А если тебе бросят помощь? - Он возмутился для пущей убедительности:- Ишь ты! - Он даже передразнил ее:- «Задание провалилось…» И Мария, - как твоя фамилия? Ах да, Лунькова, - и Мария Лунькова для себя окончила войну. Пусть, мол, другие воюют!

Она смотрела на него растерянно и сердито - ее рыжеватые короткие брови сошлись над переносицей.

- Но…

- Никаких «но»! Ты что, хочешь порадовать их, что сдалась уже? Что внутри себя сдалась?

- Я их ненавижу! - Мария сжала кружку. - Возьми меня с собой. Возьми, Андрюша!

- Нет, - сказал он мягче, но все-таки определенно. - Нет. Если тебе, если вам с Николаем Никифоровичем удастся связаться в командованием, то как бы командование ни решило, ты будешь стоить дороже, чем простой диверсант. До конца войны еще далеко, и твои РД помогут нам больше, чем твоя стрельба.

- Ты, а ты… диверсант? - неожиданно спросила она. Этот вопрос тоже доказывал, что она поняла все верно, что чувство отчаяния, ненужности на земле, отчего она и сказала, что не хочет жить, что это чувство сейчас у нее погасло и что она будет поступать правильно.

Он зевнул, его все-таки еще клонило подремать.

- Нет. Я… Я просто человек, которому приходилось заниматься этим делом… - Он повернулся на бок. - Извини, я подремлю. Я уйду надолго. Дня на три. И вообще, ведь никогда не знаешь в таком деле, что с тобой будет через час. Так что, если есть возможность поспать, упускать ее нельзя. Так-то, Мария. Так-то, сестренка.

Он закрыл глаза, чувствуя, что спа накрывает его обоими полушубками, подтыкает их ему под бок.