На двух ногах

транспарант с надписью "Миру – мир!"

хлопает на ветру.

Или вот: приполярный свет, зелёный лёд,

на китобазу опускается вертолёт,

и, стерев ладонью изморозь над губой,

фотокору, гордясь собой, позирует китобой,

и не слышит, как в водной толще печальный кит

"отпусти народ мой" впотьмах ему говорит,

в ледяной шуге, ворочая в горле ком,

указуя ввысь окровавленным плавником.

Или вот: молодой инженер в секретном КБ,

он ни грамма сегодня не пил, но слегка не в себе,

потому что мимо проходит на каблучках

практикантка Нина в круглых смешных очках.

А она, улыбаясь, рисует свои чертежи,

карандаш "кохинор" в детских пальцах её не дрожит,

а он смотрит ей в спину, на нежный затылок её,

целый хор эндорфинов в его кровотоке поёт.

Ах, любовь на работе, на кончике карандаша

до ошибки в расчёте графитовый стержень кроша,

нет на них фотокора, поскольку секретно КБ,

за бетонным забором предоставим их общей судьбе,

молодёжная проза, точнее сказать, палимпсест,

почтальонша с мороза заходит в тёплый подъезд.

Репродуктор мычит на стене, а в закатном окне

то ль звезда в огне, то ли всадник на белом коне.

Красная Шапочка  

 Кто это едет в троллейбусе в красной кепке?

У неё в кармане билет за четыре копейки,

У неё над не оформившимися бугорками

Пионерский галстук с рваными уголками.

Это Красная Шапочка едет в фартучке белом,

У неё рукава перепачканы школьным мелом,

У неё на щеке пятно от пастовой ручки,

На окраине бабушка ждёт не дождётся внучку.

За окном троллейбуса темень, и воздух тяжек,

Страшно ехать лесом дремучих пятиэтажек,

А в салоне уже битком, и какой-то дядя

Привалился к ней бедром, на неё не глядя.

Отвали, урод, она не такая дура,

У неё в портфеле Родная Литература,

У неё на шее болтается ключ от дома,

И она не станет разговаривать с незнакомым.

Но ей сходить на остановке у бакалеи,

И следом он проталкивается за нею,

Где вы, воины света, дровосеки в красных повязках,

Не иначе, как плохо кончится эта сказка.

Ах, зелёные ёлки, серые наши волки,

У неё в косичках пластиковая заколка,

И с небес взирает печально и отрешённо

Космонавт в скафандре из крашеного бетона.

 Филемон и Бавкида

 Они уходят туда, где путёвка в Ессентуки

С их именами уже заполнена от руки,

И портниха Зина, что два года, как умерла,

Там отрез крепдешина раскраивает у стола...

И на голубом экране Пахомова и Горшков

Чертят лёд остриями фигурных своих коньков.

На странице "Известий" расплывается бурый круг,

Чай дрожит в стакане, поезд идёт на юг,

Он повесил пиджак на вешалку у окна,

Курицу по-дорожному раскладывает она,

За окном, точно свиток, разворачивается страна,

Её огни, транспаранты, здравницы, города,

Ласточки на проводах, и всё это – навсегда,

А суставы вылечит минерализованная вода.

– Где мои очки? – Да вот они, на столе.

– Вымой руки, они у тебя в земле.

– Не закрывай двери, так будет легче дышать...

За окном светает. У вокзала кричит ишак,

В кроссворде по вертикали – академик, герой труда.

И Гагарин летит над миром в своём ядре,

Полупрозрачном, но видимом на заре.

Переписка Бахтина с Турбиным  

 Пишет В. Турбин Бахтину:

Гений ваш прославит страну!

Ваши карнавалы, пиры –

Лишь фрагмент великой игры;

С ними от древнейших веков

Разум убегает оков...

Пишет М. Бахтин Турбину:

Душно мне, никак не усну

Адова настала жара,

Леночке случилось вчера,

Хоть в глубинке люди скупы,

Раздобыть сельдей и крупы.

Пишет В. Турбин Бахтину:

Я на Пасху к вам загляну –

А пока до поздней звезды

Изучаю ваши труды

И, почтить желая ваш дар,

Высылаю ящик сигар.

Пишет М. Бахтин Турбину:

Местный врач мне лечит десну,

Я сменял селёдку на спирт,

Леночка ночами не спит,

Говорит – при полной Луне

Я кричу и брежу во сне...

Пишет В. Турбин Бахтину:

Модернистов нынче клянут,

Авангард ругают вдвойне,

Заодно досталось и мне.

Как бы не дошло до беды!

Всё ж читаю ваши труды.

Пишет М. Бахтин Турбину –

Я сегодня выл на Луну,

Я лежал, вылизывал шерсть,

Но встаю по-прежнему в шесть.

Если бы хватило еды,

Я б свершил земные труды.

Пишет В. Турбин Бахтину:

Друг мой, известите жену.

Я везу сигар и икры.

Вот ужо нам будут пиры!

Как вы правы: вечную ночь

Только смех и мог превозмочь!

Пишет М. Бахтин Турбину:

Мне по мерке рубят сосну,

Я не сплю, брожу дотемна,

Закисает в кадке бельё,

Женщина стоит у окна,

Я забыл, как звали её.

Багровеет в небе Луна,

Страшные пошли времена.

Полыхает в небе пожар,

Я уже не свой и ничей,

Наш, почти божественный, дар

Гложет нас во мраке ночей,

Кабы не звериная суть,

Всё же обошлись как-нибудь.

Страшные пошли времена –

Вот я и не сплю ни хрена.

Рушится планета во тьму...

Я порвал бы глотку тому,

Кто из наших досок судьбы

Подрядился ладить гробы.

Всё же приезжайте, мой друг, –

Белые подходят грибы.

Чёрное море 

1.

 Там в городском саду фейерверк оркестр

Липкая мгла карамельный дух леденцов

Подожги этот воздух спичкою и окрест

Вдоль горизонта вспыхнет огненное кольцо

Вон те деревца высадил зелентрест

В сорок восьмом а они вон какие гляди кацо.

Кацо глядит под полой у него обрез...

Чуть отойдёшь на два шага в сторону всё черно

Тротуар разворочен и перекрыт проезд

Чуть отойдёшь чёрный татарский мрак

Чёрный глухой забор глинобитный дом

Что там ещё разве что от собак