На дыбе. Русский исторический детектив

— Маруська, нам теперь народ вот как нужен, — он провел ладонью возле горла. — Рожай детей, особливо мальчишек побольше. Мужа тебе сам найду. — На мгновенье замялся, но вдруг строгим голосом добавил: — Тебя сейчас отвезут в Преображенский дворец. Сегодня вечером будешь врачевать меня. А то Поликоло лишь по редкостным болезням шибко умный, а обыкновенных недугов лечить не силен.

* * *

Той же ночью в немецкой слободе был устроен богатый пир — с грандиозным фейерверком, обильным застольем, с фонтаном, струившим вино, с веселыми танцами.

Но ещё прежде, на закате, Маруську доставили во дворец к Петру. Он провел с ней почти два часа. И столь остался довольным, что приказал нарядить её в самое лучшее платье, повесить необходимые бриллианты и отвезти на ассамблею.

К удивлению и к зависти многих. Государь весь пир провел рядом с Маруськой. Это было отнесено к склонностям Петра Алексеевича почудить.

Эпилог

Маруська три дня кряду входила в царские покои врачевать Государя. Какие лекарства она ему предлагала, истории неизвестно. Но непреложный факт: с той поры нога Государя прошла — навсегда. Вскоре Пётр устроил ей свадьбу — женихом стал богатый замоскворецкий купец Сизов. Родила ему Маруська шестерых детей, из них пятеро — мальчишки. Старший, Борис, говорят, был как две капли воды похож на Петра. Служил он во дворцовом ведомстве. Остальные пошли по военной части. Умерла наша героиня уже при правлении Екатерины Великой, меньше года не дожив до своего столетия.

СВЕЖАЯ КРОВЬ

На московских улицах знатная потеха: улюлюканье, хохот, крики. Мальчишки, нищие и просто бездельники бегут за необычным кортежем: дюжина громадных острорылых свиней, отвратительно визжа под ударами бичей, волокут по навозным лужам разверстый дубовый гроб. В гробу мотается влево-вправо месиво трупа, облаченного в богато расшитый красного цвета кафтан со стоячим воротником и золотыми пуговицами. Из глазниц черепа выползают жирные белые черви.

Сей веселой забаве предшествовали события весьма важные.

Прощание

Шумно и дымно в просторном доме Франца Лефорта. Стол заставлен пузатыми бутылками, серебряными чарками, паровыми стерлядями, блюдами черной икры, ренское льется рекой. Нежно поют на хорах скрипки, им вторят альты, кларнеты, гобои, мелко дрожит медь литавров.

Лефорт посасывает трубочку, отряхивает пепел с бархатного кафтана и с легкой улыбкой смотрит на нежно воркующую парочку — Государя Петра Алексеевича и тонкую, словно прозрачную, пышнокудрую блондинку Анну Монс. Пётр держит своей ручищей узкую ладошку Анхен, склонился к её креслу и что-то нашептывает сокровенное.

Трещат и тухнут в густом воздухе свечи. Слуги в светлых безрукавных камзолах и длинных белых чулках спешат вновь возжечь их, приоткрывают высоченные застекленные окна, в которые тугой струёй врывается февральский ветер, уже несущий живительный запах весны.

Меньшиков закончил танец. Он подсаживается к Лефорту и, лукаво посмеиваясь, кивает в сторону Петра. Лефорт понимающе смеется:

— Неприступная крепость пала под стрелами Амура! И то, долгая разлука предстоит…

— Что делать! — шумно вздыхает Меньшиков. — С Венециянской республикой надобно заключить союз против турок. А ещё посетить Вену следует да курфюрста Саксонского. А прямая дорога в те земли через Польшу. Но, Франц, сам ведаешь, там после смерти короля безначалие бурное, мятежные войска по всем дорогам рыщут. Вот и пришлось известить рижского генерал-губернатора Дальберга, что скоро прибудем к нему с полномочным посольством. Сей окружной путь, увы, удлинит наше путешествие. Поверь, так скучно покидать Россию… Смотри, вестовой несется к нам. Что случилось?

* * *

Тем временем Анхен с печальной нежностью взирала в очи Петра:

— Мой ангел, последний вечер с тобой! Ежечасно я буду лить слёзы горькие о тебе…

— Что делать, мое сердце? Дела государственной важности нас разлучают. Завтра ранним утром отправлюсь в путь долгий, многомесячный. Жажду Россию сделать могучей. Последний час зрю тебя, любимая Анхен…

Коварная измена

Не ведал того Пётр, что судьба уже вмешалась в его планы. К нему до неприличия стремительно приближались Лефорт и Меньшиков. Зашептали в уши:

— Дела серьёзные, заговор!

— Что? — Пётр округлил глаза. — Вы в своем уме? Оркестр громко заиграл контрданс. Дамы зашуршали фижмами, кавалеры повели их в круг. Меньшиков продолжал:

— Стременного полка стрельцы с изветом, в прихожей ждут. Говорят: «Дело самой срочной важности!»

— Кто доносчики?

— Пятисотный Ларион Елизарьев и приятель его Силин Григорий, который пятидесятый начальник. Рекут: облагодетельствованные тобой полковник Ванька Цыклер и окольничий Лешка Соковнин умыслили, батюшка, тебя умертвить.

Пётр резко поднялся, со стола посыпалась посуда.

— Сам выйду к изветчикам, хочу их слушать!

* * *