На единорогах не пашут

— Вставай, Вейа. Ты торопишься. Твои люди уже почти собрались у Замка Совы, и нам надо — точнее, тебе надо, успеть еще кое-куда. Так что седлай своего коня и следуй за мной.

Шингхо тяжело оттолкнулся от листьев и взлетел вверх, описывая круги надо мной. Я быстро собрал свои разложенные вещи — плащ, чистую тряпицу, служившую скатертью, прицепил «Крыло Полуночи» к поясу и вспрыгнул в седло.

— Когда я соберусь умереть, — сказал Шингхо с ветки, на которую успел сесть, — я попрошу тебя сходить за моей смертью, Дорога!

Гнать коня ночью по лесу — спешиться или сломать себе шею. Так что я тронул Буруна не спеша. Шагом. Шингхо долго терпел, улетая и прилетая, но дождавшись, когда мы вышли на опушку леса, сказал:

— С такой черепашьей ездой мы будем добираться до места неделю. Недели у нас нет. Делаем так. Я лечу вперед, ты идешь точно вслед за мной. Скоро рассветет, так что у тебя прибавится прыти, я надеюсь. Двигайся, пока не доедешь до соснового бора. В нем — в том же направлении, ты найдешь Сломанную Сосну Лесного Старца — ее ни с чем не спутаешь, а мимо даже ты не проедешь. А какой-нибудь друид возле просто умер бы. По дороге у тебя будет несколько лесов и рощиц — проезжай насквозь, не останавливайся. Сосновый бор, думаю, даже ты отличишь от перелеска. К тому же, по пути тебе — точнее, поперек дороги, будет речка Зеленая. Бор начинается почти сразу за ней. Не останавливайся в пути, тогда у Сломанной ты будешь к вечеру. Жди меня там и никуда — вообще никуда! — от нее не уходи.

На этом Шингхо закончил разъяснения, тяжело оттолкнулся от земли, взлетел и полетел на юго-восток. Я направил Буруна четко за ним — можно сказать, вслед.

Рассветало. Бурун шел рысью, а я спокойно смотрел по сторонам — просто так. По привычке. Обидно будет проморгать дракона или единорога… Или сдуру не увидеть цепочку серых теней, вышедших мне наперерез, к примеру. Радмарт, думаю, тоже может двигаться с моей скоростью — если перекинется. А он так и сделает — я бы сделал именно так. Выигрыш и в чутье, и в скорости.

Время от времени я шлепал жеребца по крупу, добавляя скорости, и в конце концов, Бурун перешел на крупную рысь. В галоп его пускать нужды пока не было.

А дорога была хороша — бескрайние поля, почти степи — почти оттого, что обочь моего пути, а несколько раз, как и сулил Шингхо, поперек дороги, попались лесистые островки. Я проезжал их насквозь, бездорожно — как и велела сова.

Степи, степи… Почти степи — в конце концов, разве это так важно? Лес тут случайный гость, в этом вклинившемся в лесное раздолье, степном клине…

Ковыль волнами шел вслед за ветром, неизменно отставая, но не останавливая своего бега. Когда ветер упадет в траву на закате, он его догонит. А запах полыни, растоптанной Буруном, поднимался так сильно, так влекуще, что я с трудом сдерживался от того, чтобы остановить коня и спешиться. Упасть в траву. На спину. Просто смотреть в небо — молча, ни о чем не думая… Осень. Степь. Ковыль, рябью бегущий по степи, полынь, так пахнущая с недавних пор Ягой, чабрец — все это настоящий искус. А степь это вожделенная или почти степь — да какая разница? Какая разница, сид или нежить? Какая разница — Фир Дарриг или уводна? Ланон Ши или простой упырь? Перепев извечен… Что стоят имена и названия? Посадить, что ли, полынь вокруг Замка Вейа, когда я туда вернусь? Ведь это мой замок. Мой дом. Я не могу туда не вернуться. Он будет ждать меня, как ждут сейчас в Замке Совы, как ждут мести убитые при осаде воины и женщины и дети, которые ушли перед осадой и которых догнали-таки волки Радмарта — так сказал Шингхо. Как ждут мести и погребения люди сожженных селищ и убитые или погибшие при резне нежити, отказавшиеся принять позор и уйти. Как ждет погребения тот колдун, которого за ноги прибили на дверях его дома — вниз головой. Видимо, искали золото, а может, убили просто так. А простой травник не противник оборотням. Вряд ли он был старше меня. Я нашел его в одной из рощиц, которые пересекал по пути.

По степи, ножом рассекая ковыль, шел неутомимой охотничьей рысью огромный, серо-белый волк, с седым ремнем вдоль спины и совершенно желтыми глазами. Он на несколько часов отставал от темно-фиолетового всадника на черном, словно смоль, крупном боевом коне. Но расстояние неумолимо сокращалось. Волк временами останавливался, нюхал то траву, то воздух, но потом вновь неотвратимо шел по следу. Вот он сделал скидку в сторону, потеряв на миг запах всадника, беспокойно покрутился почти вокруг себя, нашел искомое и вновь крупной, страшной пробежкой пошел вдогон. Остановился на высоком холме, долго всматривался вдаль и, видимо поняв, куда держит путь черный жеребец с темно-фиолетовым всадником, уже не принюхиваясь, просто побежал вдогонку. Поравнявшись с распятым колдуном, помочился на стену дома, оскалил в улыбке белые клыки и вновь пустился в путь, неотвратимый, как пал в сухом лесу.