На ее условиях

Симона взяла бокал шампанского с подноса официанта и почти успела сделать глоток, когда Алесандер ухватил ее за руку и привлек ближе к себе. Вино плеснуло через край бокала, его мать заметила и смерила ее взглядом, выражающим «тебе тут совсем не место». Если бы Изобель должна была вправду стать ее свекровью, Симона была бы в ужасе. К счастью, ей нечего бояться.

— Алесандер вечно дергает меня в самый неподходящий момент, — призналась она с улыбкой. — Так неловко.

Словно в подтверждение этих слов, мужчина притянул ее еще ближе и улыбнулся. Симона не возражала, нисколько. Другое дело, что этот жест творил с ее внутренним спокойствием. Но все это ради благого дела.

— Вообще-то Симона задержится в Испании, — сказал Алесандер. — Пока Фелипе будет нужна ее помощь.

Его мать старательно не смотрела на их объятие.

— А что с Фелипе?

— Боюсь, он нездоров.

На миг Симоне показалось, что она видит сочувствие в глазах Изобель, но оно мгновенно исчезло, когда женщина заметила кого-то в толпе.

— Ах, вот и она. Алесандер, я сейчас вернусь.

— Кто такая Эзмерельда? — спросила Симона, отступая так, чтобы не чувствовать жар его тела. — Мне стоит ее опасаться?

— Дочь Маркела — ответ на первый вопрос, и о да — на второй.

— Почему?

Алесандер склонился к ней и прошептал на ухо:

— Потому что на тебе ее платье.

Симона смотрела на мужчину, открыв рот.

— Что?! Так ты все это время знал, кто хотел это платье? Кто так делает?

— Тот, кто уверен, что на тебе это платье смотрится лучше, чем могло бы на ней. Гораздо лучше.

Симона едва успела принять эту оценку — потому что это вряд ли было комплиментом, — когда Изобель вернулась, ведя за собой двоих гостей. У Симоны замерло сердце.

— Я же сказала, что Эзмерельда сегодня великолепно выглядит.

Не просто великолепно — потрясающе. С улыбкой величественной, но не высокомерной, с черными волосами, поднятыми в сложную прическу, с большими темными глазами и безупречной кожей, Эзмерельда выглядела идеальной испанской принцессой. По сравнению с ней Симона чувствовала себя бледной молью.

Маркел добрался до них первым. Склонившись, чтобы расслышать ее имя, он с широкой улыбкой принял ее поздравления, и толпа снова увлекла его. Симоне он понравился. А потом Эзмерельда повернулась к ним, и ее лицо расцвело улыбкой при виде Алесандера. Улыбка исчезла, когда взгляд девушки нашел Симону рядом с ним, а в особенности ее платье. Симона видела недоумение в прекрасных глазах, и гнев, и что-то очень похожее на обиду, и ей захотелось провалиться сквозь землю.

— Алесандер, как мило, что ты пришел, — сказала Эзмерельда, справившись с эмоциями и подставляя ему щеку для поцелуя.

— Ты прекрасна, как всегда, Эзмерельда. Познакомься с Симоной Гамильтон.

— Как мило, что ты привел подружку. Но у тебя всегда подружка неподалеку. Ты слишком популярен, Алесандер.

Симоне хотелось сбежать. Она чувствовала себя в логове львицы. Голодной львицы, у которой Симона пыталась украсть львенка. Но Алесандер не дал ей сбежать. Он прижимал ее к себе и явно не был намерен отпускать.

Первые звуки музыки разрядили напряжение.

— А сейчас начнется выступление тангеро, — сказала Эзмерельда. — Это особый подарок для отца, мне нужно найти его.

У Симоны подкосились ноги от облегчения, и она была благодарна Алесандеру за то, что он так крепко держал ее.

Он отвел ее на балкон, с которого они отлично видели зал, где танцоры стояли в нескольких футах друг от друга. Женщина была потрясающей, платье облегало ее как перчатка, от бедра раскрываясь широкой юбкой с узором из пайеток. Мужчина был не менее впечатляющим.

Зазвучала музыка, и тангеро двинулись по кругу, сначала настороженно, потом сорвавшись в атаку. Для Симоны это выглядело атакой — погоня, соблазнение, отказ, влечение. Это танго рассказывало о страсти. Симона видела ее в каждом выразительном жесте, в каждой скользящей ласке, и у нее кружилась голова. И сама музыка пьянила, и танцоры воплощали ее своими телами, блестящими от пота.

— Что это за мелодия? — прошептала Симона, взволнованная танцем.

— Она называется Sentimientos. — Горячее дыхание Алесандера скользнуло по ее шее, пока его палец рисовал медленные круги на ее руке. — Это значит «чувства».

Симону это не удивило. Это была самая прекрасная музыка, которую она слышала в жизни, и этот танец был самой сексуальной вещью, которую она когда-либо видела. Зрелище заставило ее затаить дыхание, и как никогда раньше Симона ощущала мужчину и то, как их тела соприкасались. Ей нравилось это чувствовать. И она ненавидела тот факт, что ей это нравится. Когда танец закончился и Алесандер выпустил ее, чтобы наградить тангеро аплодисментами, Симона воспользовалась этой возможностью и сбежала в дамскую комнату.

Когда дверь отсекла шум толпы, Симона смогла сделать глубокий вдох. Через минуту ей придется вернуться и снова улыбаться и выглядеть спокойной, но пока, эти несколько мгновений, она могла не притворяться. Она слышала, как открылась и закрылась дверь, но не подняла голову. Она все равно никого не знала…

— Мне нравится твое платье.

…Разве что обладательницу этого голоса.