Читаем На Ельнинской земле полностью

Редактором А. Т. Твардовский был чрезвычайно внимательным, умным и чутким. Он хорошо понимал и чувствовал то, что редактировал. И его редактирование могло принести произведению лишь большую пользу и никогда не приносило вреда.

Сколько-нибудь значительных поправок в тексте моих «страниц» он не сделал, ограничившись лишь тем, что в двух-трех местах немного сократил мой рассказ, переиначил кое-какие фразы (правда, очень немногие), один эпизод перенес с одного места на другое. При этом он сказал мне:

— Если ты со мной не согласен, то можно все восстановить и оставить в том виде, как было у тебя…

Но, за исключением каких-то мелочей, я вполне согласился с Александром Трифоновичем.

«Автобиографические страницы» — столько, сколько я успел их написать, — появились в «Новом мире» в № 4, 5 и 8 за 1969 год. Эти же «Страницы» в 1971 году вышли отдельным изданием в издательстве «Детская литература».

Продолжение «Страниц» я смог начать лишь летом 1970 года, и напечатано это продолжение было в журнале «Дружба народов» (№ 11 и 12 за 1971 год и № 8 за 1972 год). Александр Трифонович этого уже не видел. Он тяжело и долго болел, а потом — 18 декабря 1971 года — его совсем не стало…

От читателей «Автобиографических страниц» я в разное время получил множество писем-отзывов. Читательские отзывы, как правило, были положительными. И в этом смысле я мог испытывать лишь удовлетворение тем, что моя работа оказалась интересной, нужной и полезной для многих людей.

Но вот что любопытно. «Автобиографические страницы» понравились, пришлись по душе главным образом людям пожилым, тем, которые сами пережили много такого, что в детстве и юности пришлось пережить мне. Некоторые так и писали в своих письмах: моя-де биография во многом схожа с вашей, и, читая ваши «Автобиографические страницы», я читал как бы о себе самом.

Были, конечно, письма и от людей не очень пожилых, но все же таких, которые хорошо знали, какой была наша страна до Октябрьской революции и как в то время жила деревня.

Что же касается людей молодых, для которых, казалось, я и писал свою книгу «На Ельнинской земле» (весь рассказ в ней идет о моем детстве и юности), то они, эти молодые люди, мне почти не писали. И у меня создалось впечатление, что к моим «Страницам» они отнеслись довольно равнодушно — во всяком случае, без особого энтузиазма.

Это равнодушие определенного круга читателей к моей книге мне, как и всякому другому литератору, могло показаться неприятным. Но неприятным оно не было. Я понял, что дело тут отнюдь не в моей книге, а в том, что за годы Советской власти жизнь в нашей стране неузнаваемо изменилась. То, что в детстве и юности испытал я, то, что я перенес и пережил, современной молодежи может показаться даже непонятным, ненужным, навсегда отошедшим, а потому и лишенным интереса. Ей, нашей молодежи, не приходится соприкасаться с тем, с чем приходилось соприкасаться мне и многим другим людям моего поколения. Отсюда и могло возникнуть «равнодушие» к описанию того, что было раньше. Для многих молодых людей это самое «раньше» как бы даже и вовсе не существовало.

Между тем оно все-таки существовало, да еще как! И его надо обязательно знать. Только хорошо зная прошлое, хорошо понимая его, мы можем по достоинству оценить и наше настоящее, в полной мере ощутить, как много дано всем нам, и нашей молодежи в особенности.

Именно на эту мысль — мысль, может статься, и не очень новую, но все же весьма верную и необходимую, — натолкнули меня читательские письма, написанные по поводу «Автобиографических страниц». Эту мысль я и подчеркиваю еще раз, независимо от того, кто и как относится к моей книге.

В письмах, которые я получил от читателей, были и некоторые вопросы. Ну, например, такие: как я писал свои «Автобиографические страницы», на каких читателей рассчитывал, какие цели ставил перед собой.

Отвечу на это.

Я, конечно, знал, что мои «Автобиографические страницы» будут печататься, то есть что их прочтут многие. Тем не менее писал я главным образом для себя самого. Мне хотелось вспомнить и пережить еще раз все то, что было со мной в годы детства и юности, еще раз, хотя бы только мысленно, пройти по тем дорогам и дорожкам, по которым я прошел когда-то уже давным-давно. Я еще раз хотел представить то, что ушло в абсолютную невозвратность, что уже никогда не повторится не только со мной, но ни с одним человеком, который живет на земле либо будет жить в будущем.

Но написать буквально обо всем, что было со мной, просто невозможно. Надо было выбирать. И я решил: буду писать о том, что запомнилось более всего, что оставило в душе наиболее яркий след, наконец, о том, что произвело на меня то или иное воздействие. В таких случаях я иногда писал о мелких, даже незавершенных фактах и событиях автобиографии, ибо они в свое время были для меня чрезвычайно важными.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное