И поныне здравствующий, хотя и довольно пожилой человек (ему уже около восьмидесяти пяти лет), Михаил Иванович Погодин — внук известного историка и писателя М. П. Погодина,— в те годы работая в земской управе, вел все дела, связанные с народным образованием. И в Ельнинском уезде, и за его пределами Погодин пользовался большой популярностью как среди учителей, так и среди крестьян. И надо сказать, что эту популярность Михаил Иванович вполне заслужил: был он человеком образованным, деятельным, справедливым, отзывчивым.
Наши две учительницы и мы, выпускники, чрезвычайно обрадовались, узнав, что экзамены назначены именно в Гнездиловской школе. Мы думали, что это не случайно, что в день экзаменов М. И. Погодин непременно приедет из Ельни и возглавит экзаменационную комиссию. А лучшего, чем Погодин, председателя комиссии никто из учителей не мог и представить себе.
Рано утром—только что взошло солнце— мы отправились в Гнездилово. Мы—это две учительницы Глотовской школы и семеро выпускников: нас осталось только семеро; остальные, как говорят теперь, отсеялись...
Мои товарищи нарядились по-праздничному: на них были сатиновые рубашки, новые штаны, до блеска начищенные сапоги. И только я среди них выглядел каким-то отверженным, случайно попавшим в эту нарядную компанию. Все, что у меня было относительно нарядного, так это единственная основательно поношенная, красная с желтым горошком ситцевая рубашка. Ее я и надел. Обуться, кроме как в лапти, было не во что. Но лапти я сразу же отверг и решил, что пойду лучше босиком. Штаны у меня были тоже незавидные: не городские, не покупные, как у остальных, а сшитые из домотканой холстины и выкрашенные синей краской. На голову я надел старый, видавший виды картузик.
— Как дурачок ты среди них,— горестно сказала моя мать.
Она дала мне в дорогу кусок хлеба, и я отправился.
Погода стояла теплая, солнечная. Всю дорогу ребята шли весело, шутили, смеялись, дурачились. Невесело было, пожалуй, только мне.
Когда же мы подошли к Гнездиловской школе и я увидел там довольно большое скопление учеников, пришедших из других школ, учеников, разряженных, как и наши, настроение мое окончательно упало. Я не знал, куда мне деваться, потому что на меня смотрели десятки глаз: кто с сожалением, но больше, конечно, с насмешкой.
И я был рад-радешенек, когда наконец всех нас пригласили в здание школы, рассадили по партам и дали какую-то письменную работу: за партой не так было заметно, что одет я очень уж бедно. Да и босые ноги мои не бросались в глаза.
Придя в Гнездилово, я узнал, что М. И. Погодин, которого так ждали наши учительницы, на экзамены не приехал и экзаменационную комиссию возглавляет земский начальник М. П. Яновский. О нем я слышал, что человек это строгий, суровый, неприступный, недобрый. И я, конечно же, решил, что на экзаменах провалюсь.
Смущал меня и какой-то незнакомый и очень уж важный поп, тоже входивший в экзаменационную комиссию, и то, что среди трех педагогов — членов комиссии не было ни одного из нашей школы — все незнакомые, чужие.
Однако все кончилось не так, как мне представлялось. Кто-то из наших учителей — возможно, это была Е. С. Горанская — надоумил экзаменационную комиссию, чтобы та предложила мне прочесть свои стихи.
И когда меня вызвали к экзаменаторскому столу, то вместо того, чтобы проверить мои знания по русскому языку, один из экзаменующих сказал:
— Говорят, что ты стихи пишешь. Прочти нам что-нибудь.
Это меня и удивило своей неожиданностью, и смутило. Очень несмело, неуверенно я начал читать стихотворение, которое у меня называлось «М. В. Ломоносов»:
Я читал и чувствовал, что слушают меня внимательно, что стоит мертвая тишина. Это меня ободрило, и чтение я закончил уже более смело и уверенно.
Меня попросили прочесть еще что-нибудь. И я прочел стихотворение «Святой». Сейчас я помню лишь его начало:
Никаких вопросов по русскому языку мне члены комиссии не задали. После чтения стихов просто поставили отметку— пять с плюсом.
Я получил пятерку даже по закону божию, хотя этот предмет не любил и знал его лишь приблизительно. Но тут на экзаменатора-священника больше, по-видимому, подействовало стихотворение «Святой», чем мои знания по так называемой священной истории.
По всем другим предметам я также получил пятерки.