На Ельнинской земле

В бытность же свою псаломщиком в Оселье, еще в довоенное время, он в одно из воскресений пригласил к себе всю нашу троицу — Петра Шевченкова, Николая Афонского и меня. Мы расположились в садике, который примыкал к дому, находившемуся почти у самой церкви,— в нем Родичев снимал комнату,— расположились вокруг стола, сделанного из грубых, неоструганных досок, ножки которого были врыты в землю. На столе стояла чернильница, лежали три ручки со вставленными в них новыми перьями и довольно много двойных—большого формата — листов линованной писчей бумаги. Тут же находился один лист, первая страница которого уже была исписана рукой Родичева.

Родичев сказал нам следующее:

— Я, ребята, позвал вас вот зачем. Хочу попробовать послать прошение о том, чтобы в Глотовке закрыли казенную винную лавку, или кабак, как говорят у вас. Вы сами понимаете, что близость кабака к деревням Глотовке, Оселью, Громше и другим очень способствует тому, что многие мужики из этих деревень спиваются, несут в казенку последний грош, оставляют свои семьи без куска хлеба... Я постараюсь уговорить мужиков всех окрестных деревень, чтобы они подписали прошение: пусть начальство поймет, что закрытия винной лавки требуют они сами... Я,— продолжал Родичев,— написал образец прошения — вот он.—И наш хозяин показал нам тот самый лист бумаги, первая страница которого уже была исписана.— Но посылать прошение, написанное моей рукой, нельзя: мой почерк в городе могут узнать, и тогда почти наверняка у меня будут большие неприятности. Да и прошению не поверят: подумают, что это я подбил мужиков написать его, а вовсе не они сами решили просить о закрытии казенки. Будет гораздо лучше, если прошение напишет кто-либо из вас: ваших почерков никто не знает, а если и узнают, кто писал, то вам ровно ничего не будет — ведь вы же еще несовершеннолетние... Если вы согласны со мной, пусть каждый из вас точно спишет то, что написал я. Если случится, что вы напишете что-либо не так или посадите кляксу, берите другой лист бумаги и начинайте все снова. Если опять выйдет какая-либо оплошность, пишите в третий раз... Когда каждый из вас. перепишет прошение без помарок и ошибок, то из трех мы выберем самое лучшее, и я отошлю бумагу куда следует после того, как мужики поставят на ней свои подписи...

И наша троица взялась дружно за работу. Я был прямо-таки горд тем, что участвую в столь важном деле, что если и вправду закроют у нас казенку, то, значит, в этом будет и моя заслуга.

Кроме того, вид белой чистой бумаги опьянял меня. Я был готов даже нарочно делать кляксы либо допускать описки, чтобы только, взяв новый лист, писать снова и снова. Впрочем, кляксы п ошибки появлялись то у одного, то у другого из нас сами по себе, без всякой нашей преднамеренности. Поэтому и мне, и моим товарищам пришлось переписывать столь необычную для нас бумагу, какой является прошение, раза по три, а то и по четыре.

Наконец Юлиан Родичев сказал, что хватит, что теперь уже есть из чего выбрать. Он после выберет сам и сделает все, что требуется сделать дальше.

Происходило это летом тринадцатого года. При очередном приезде Василия Васильевича мы рассказали ему, как всеми силами старались писать прошение о закрытии кабака и как нам хочется, чтобы его закрыли.

— Это было бы хорошо, если бы закрыли,— ответил Василий Васильевич.— Но старались вы напрасно: вашу казенку ни за что не закроют.

— А почему вы знаете? — спросили мы.

— А вот почему...— И Василий Васильевич очень просто и понятно, словно бы он объяснял какую-либо арифметическую задачу, начал нам рассказывать о государственном бюджете царской России: что такое бюджет, для чего и как он составляется, на что расходует царское правительство бюджетные средства, за счет чего покрываются расходы...

— И вот смотрите, что получается,— продолжал Василий Васильевич: государственный бюджет царского правительства по доходам составляет два миллиарда рублей. Половину этих денег, то есть целый миллиард рублей, царь Николай получает от прибыли за продажу водки. Так разве он станет закрывать казенные винные лавки, если от этого приток денег в царскую казну уменьшится? Нет, не станет он закрывать и другим не разрешит, чтобы закрывали. Ему, наоборот, важно, чтобы водки продавалось как можно больше. Ну и винных лавок чтобы тоже больше было. А вы — закрывать...

Так Василий Васильевич Свистунов дал нам первый урок о государственном бюджете царского правительства. И Свистунов опять был прав: глотовскую казенку не только не закрыли, но даже ни одним словом не ответили на прошение, которое мы писали с таким старанием.

7

Если Василий Васильевич был в больших «неладах» с царским режимом. то не в меньших «неладах» был он с церковью — и с православной, и с католической, и с любой другой. Разговоры о том, что церковь, религия, вера в бога приносят людям только вред, возникали у нас с Василием Васильевичем не раз, но это чаще всего были разговоры короткие, они возникали случайно, по какому-либо частному поводу, и обычно тут же заканчивались.