Если я – одна из полуволков, то почему ни разу не выгляжу, как они?
Может, братья ошиблись, и я вообще какой-то другой вид? Но какой?
Я так задумываюсь над схожими данными с другими расами, что, укутавшись в полотенце, не замечаю, какой мокрый от моих волос пол. Берусь за дверную ручку, собираясь выходить, но ноги в этот же момент разъезжаются – и с громким «ой!» я оказываюсь сидящей на полу.
Вот черт…
– Санти! – дверь тут же распахивается, и в душевую залетает Виктор, – что с тобой опять приключилось?!
Я свожу ноги, одновременно прикрывая плечи руками – и безумно радуюсь, что упала уже после того, как обернулась полотенцем.
– Выйди немедленно, я не одета!
– Да что я там не видел… Дай посмотрю, сильно ушиблась?
У меня даже слова заканчиваются от такой наглости, и Съер почти без труда быстро ощупывает мои ступни и руки. А затем визуально пытается оценить масштабы катастрофы всего остального тела – отчего мои щеки буквально горят от гнева.
– Что ты… Да отвернись же!
Виктор чуть приподнимает брови – и, наконец, смотрит мне в лицо.
– Синеглазка, ты что, смущаешься? – он, кажется, действительно удивляется этому! – да я же уже видел тебя без одежды. Тем более я и правду беспокоюсь – судя по звуку, ты свалилась, как мешок с картошкой. Слу-ушай, надо задницу осмотреть…
От пощечины, что летит к нему навстречу, он с хохотом уходит, а затем выпрямляется и подает мне руку. Я со злостью хватаю протянутую длань – и, поднимаясь, мстительно впиваюсь ногтями в его кожу.
– Ух, котенок выпустил коготки…
– Я сказала тебе отвернуться!
– Да я…
– Да-да, ты там все видел, но это не повод смотреть теперь на постоянной основе! Тем более мне хватило уже, как тебя передергивало в прошлый раз…
Глаза Съера, до этого смеющиеся и довольные, вмиг сужаются, и темнеют до почти черного. Я очень стараюсь не подавать виду – но сама внутри пугаюсь, так как уже знаю, что вот так он злится крайне редко.
О Прародительница, он что, теперь потребует извинений за то, что я попросила его отвернуться?!
– Еще раз, ведьма.
Я сглатываю, и снова обхватываю себя за плечи – я, черт возьми, все еще тут в полотенце на голое тело! Хотя, кажется, кроме меня это никого не волнует…
– Черт, Серый, просто разверни свою шею на сто восемьдесят градусов назад, желательно, со всем остальным телом!
– Я не об этом, ведьма. Где связь между моим перекошенным лицом и твоей способностью оказываться передо мной без одежды?
Мне нужно несколько секунд, чтобы до конца понять его слова, и от этого покраснеть еще больше. А от прожигающего взгляда смутиться и самой отвернуть голову в надежде не отвечать на вопрос.
– Санти.
– Сам знаешь!
Он обхватывает мой подбородок – и я понимаю, что мы уже просто в полушаге друг от друга. Но сейчас это не заигрывания или дразнилки – Виктор тяжело смотрит на меня, разворачивая к себе лицом, и впиваясь взглядом в глаза.
– Нет, черт возьми, не знаю. Понятия не имею. Скажи!
Я слегка дрожу от странного смущения и страха произносить все это, потому что кожей чувствую – такое не понравится оборотню. Но ведь это правда! Или произносить подобное вслух не принято? Покрепче стискивая у груди полотенце, я набираю в легкие воздуха, и решаю продолжить, раз уж ему Съеру так того хочется.
– А какая еще тебе нужна связь, Серый? Да у тебя все на лице было написано при одном воспоминании о том, что я валялась там голой! Ума не приложу, что так тебя поразило – но, конечно, до ваших идеальных самок мне далеко! Но все равно, это не дает тебе право пялиться, и уж тем более затем с отвращением вспоминать, что…
– О Луна, просто заткни свой рот, женщина!
Я лишь на секунду послушно замираю – а затем обрушиваюсь на него с новой волной возмущения, даже не пытаясь разобраться, почему он так потрясен.
– Не смей меня затыкать, волчара! Я тебе не послушная кукла, чтоб пялиться и трогать, когда вздумается, и затем выключать звук при малейшем…
Он даже не пытается вставить слово в этот монолог, просто тяжело вздыхает, чуть усмехается – и одним движением соединяет наши губы, просто накрывая мой рот, глуша еще пару лестных фраз о своей персоне, и просто целуя, одновременно прижимая к себе за талию.
Мамочки…
Мамочки и Прародительница, что он творит!..
Мы целовались раньше. И даже – ну что скрывать! – не всегда я сильно сопротивлялась этому.
А еще пару раз, сильно за полночь, под одеялом и совершенно тайно вспоминала эти самые поцелуи, находя их… Приятными физически для моего тела.
Но никогда еще я не ощущала ласкающий язык Виктора так ярко, а мои руки сами собой не обхватывали его плечи – чтоб притянуть сильнее, уйти в его нежность, и будто раствориться в ней, чтобы вместе раскалить до небывалого влечения…
Может, это оттого, сколько переживаний было сегодня, а Съер – это сила и уверенность в чистом виде? Да, точно, мне просто нужна подпитка – и я нахожу ее в оборотне, что так нежно ласкает спину, лишь изредка обжигая пальцами голые плечи.