На фарватерах Севастополя

Фашисты зацепились за каменную ограду и выходные железные ворота порта и открыли оттуда сильный огонь из пулеметов и автоматов. Морской пехотинец главный старшина Кузьменко, пробежав полосу огня, оказался подле каменной стены. Продвигаясь вдоль ограды, он обнаружил железную бочку, поставил ее на попа и, взобравшись на нее, бросил гранату по ту сторону стенки на фашистских автоматчиков. За Кузьменко еще два бойца, перекатывая впереди себя железные бочки, подобрались к стенке и забросали фашистов гранатами. Оставшиеся в живых немецкие автоматчики бросились бежать.

Выскочив из ворот порта, преследуя немцев, бежал с гранатами в обеих руках разгоряченный боем матрос Евтушенко. На улице, прилегающей к порту, он с ходу наскочил на трех немецких солдат, те, вскинув автоматы закричали: [135]

- Матроз, сдавайс!

- Есть сдаваться! - крикнул Евтушенко, швырнул в них гранату, а сам прыгнул в проем окна разбитого каменного дома. Сраженные гранатой немцы упали на мостовую, а матрос, не успев осмотреться в полутемном разрушенном доме, тотчас же услышал короткое, как выстрел: «Хальт!»

Евтушенко бросил впереди себя гранату и упал на искореженный пол. От взрыва гранаты посыпались камни, они больно ударили в спину, и наступила тишина. Приподняв с усилием голову, Евтушенко осмотрелся: еще два фашиста лежали убитыми на полу.

Упорные бои продолжались всю ночь на окраинных улицах и в отдельных домах города. Декабрьское морозное утро осветило разрушенные улицы города, разбитые легковые машины, брошенные орудия и трупы уже окоченевших фашистов, а с эсминцев и крейсера «Красный Кавказ», пришвартовавшегося к наружной кромке Широкого мола, все сгружались войска и техника.

Войска высадившейся 44-й армии развивали успех штурмовых групп морской пехоты.

После высадки бойцов первого броска катера-охотники подходили к кораблям, стоявшим на рейде, принимали десантников, доставляли на пристани порта. Волнение на внешнем рейде, где стояли корабли, усилилось.

Но несмотря на шквальный ветер, на артиллерийский огонь, от которого в бухте поднимались высокие всплески воды, лейтенант Черняк на своем охотнике перевозил бойцов на берег.

Труднее всего было швартоваться к стоящим на рейде кораблям. Катер так кренило на волне, что казалось, он помнет себе борт и поломает мачту. Но каждый раз, подойдя с подветренного борта, Черняку удавалось сохранить свой катер в целости. Бессонная и тяжелая ночь штормового перехода, ярость и азарт прорыва в порт и высадки штурмового отряда, беспрерывные рейды под огнем и бомбежкой измотали лейтенанта вконец, но он не сходил с мостика. Ему помогала закалка, полученная за месяцы тяжелой войны, проведенные в боевых походах и конвоях, вся нервная энергия, которая возникает в человеке и захватывает его в период напряженного боя.

Лейтенант Черняк видел, с какой самоотверженностью работали все офицеры и матросы, где бы они ни находились: на верхней палубе под ледяными брызгами штормовой [136] волны и студеным ветром, под огнем разрывов снарядов и бомб или в тесном задраенном моторном отсеке, где особенно тяжело переносилась качка.

С рассветом артиллерия и минометные батареи противника, установленные на прилежащих к городу холмах, стали вести прицельный огонь уже не только по кораблям десантного отряда, но и по входным воротам в порт. И каждый раз, идя из порта на внешний рейд и с внешнего рейда к причалам, катерам приходилось прорываться сквозь сплошную стену боя.

Но основные силы фашистов были уже разгромлены, и десантные войска вышли на окружающие город высоты, выбивая отдельных автоматчиков из развалин зданий, чердаков домов. Судьба города была решена. Фашисты, оборонявшие Керченский полуостров, боясь, что их отрежут, стремительно бежали, бросая оружие и технику.

Наступил день. Холодный, морозный ветер вместе со снежными зарядами проносился над Феодосийским портом и городом, затем небо снова прояснилось. В холодной синей вышине появилось негреющее солнце, и все кругом засверкало, заискрилось, осыпанное чистым белым снегом, но сейчас же на небе отчетливо возникла стая фашистских самолетов. Они шли на передовую, теперь уже далеко отодвинувшуюся от города.

В порту было неспокойно, ветер гнал волну от берега, и катера-охотники льнули к пристаням и пирсам, заводя покрепче швартовы. Старший лейтенант Глухов с полковым комиссаром Моисеевым обходили стоявшие у пристаней и пирсов катера.

Они побывали на катерах, побеседовали с командирами, узнали, что раненный в грудь лейтенант Еременко отправлен в госпиталь. Больших потерь за время высадки десанта не было, но несчастье произошло с катером лейтенанта Черняка.

В то время, когда Глухов, сопровождавший караван транспортов, подходил с моря к Феодосийскому заливу, на порт налетела группа «юпкерсов». Прямым попаданием бомбы катер лейтенанта Черняка, стоявший у стенки, был потоплен. Сам лейтенант находился в это время у старшего морского начальника, а команда работала на берегу. Матросы разбирали в порту заваленный производственный склад.