Читаем На фарватерах Севастополя полностью

К счастью, Владимиру Дубровскому не нужно было прибегать к услугам литературных консультантов - у военного моряка оказался талант писателя. Конечно, в повести заложен огромный документальный материал - сотни фамилий, названий частей и кораблей, сводок и т. д., вплоть до бортовых номеров катеров. Автор словно хочет скрупулезно сохранить для потомков мельчайшие документальные штрихи Севастопольской эпопеи. Но наряду с этим в повести присутствуют зримые художественные детали, которые позволяют ощутить, увидеть Севастополь далеких сороковых. Вот, например, описание последнего мирного субботнего вечера в городе, за несколько часов до начала войны:

«Нагретый в течение дня воздух долго еще держится над [220] степных трав и вечернюю свежесть. Темнеет. Зарябило море, всплеснула на середине бухты рыба. Простуженно загудел буй - это, разводя волну, торопливо прибежал в базу рейдовый катер. В вечерней тишине отбивают склянки, и на дежурном корабле, на ноке загорается синий огонь».

А вот зримая деталь первого военного дня:

«Сейчас на клумбе были затоптаны настурции: кто-то ночью бежал напрямик в штаб. Из колонки водопровода медленно вытекает на землю вода, лежит перевернутый гибкий шланг, и некому и некогда теперь поливать цветы».

А вот описание гибели тральщика «Взрыватель» во время январской ночи Евпаторийского десанта»:

«Две бомбы разорвались вблизи корабля. Удар по корпусу был настолько сильный, что стальные листы на корме разошлись. Кормовая пушка, вырванная из железной палубы, слетела за борт, гребные валы погнулись. В машинный отсек хлынула вода, и дизели остановились.

…Волны то уходили далеко в море, обнажая разбитую корму, крашенную суриком, с наростами зеленых водорослей и ракушек, то опять бежали к берегу, перехлестывая через борт, смывая с корабля кровь, обломки дерева и рваную парусину».

Я привел только три примера, но, думаю, этого достаточно. Вот этот сплав строжайшей документальности и художественного видения создает силу воздействия книги «На фарватерах Севастополя».

Я хорошо знал автора. Познакомился я с ним в Симферополе, где капитан первого ранга в отставке Владимир Георгиевич Дубровский в числе других начинал свои первые литературные шаги. Большинство из нас, крымских литераторов, которых в ту пору объединил Петр Андреевич Павленко, обращалось к теме войны - ведь мы недавно с нее вернулись. Вынашивал свою будущую книгу и Дубровский. Надевал он свой морской мундир и боевые ордена (а их у него было немало) редко, и в грузноватом, рано поседевшем человеке в скромном штатском костюме незнакомому с ним человеку трудно было распознать одного из активных участников Севастопольской обороны. Помню, произошел даже однажды комический случай. Мы были на экскурсии в Севастополе. Сотрудница музея бойко рассказывала нам об обороне города. И вдруг Дубровский тихим своим голосом в чем-то поправил ее. Сотрудница смерила человека в сером штатском плаще надменным взглядом и возразила довольно энергично. Мол, нам лучше известно. [221] Дубровский смущенно улыбнулся и развел руками. «Да он тут воевал с первого до последнего дня!» - не выдержал кто-то из нас.

Когда крымское издательство в 1955 году впервые опубликовало «На фарватерах Севастополя», книга сразу же была оценена критикой и читателями как авторская удача, а В. Г. Дубровский был принят в Союз писателей. Потом повесть переиздавалась не раз у нас в стране, вышла в Германской Демократической Республике. И хотя писатель в дальнейшем создал и другие произведения - «Наше море», «Морские рассказы», - «На фарватерах Севастополя» осталась его главной книгой, с которой знакомится уже не одно поколение советских людей.

Владимира Георгиевича уже нет в живых. Но книга его снова выходит к читателю. Думаю, что ей суждена долгая жизнь.

Анатолий Милявский

Примечания

{1} Галс - линия пути корабля от поворота до поворота.

{2} Рым - металлическое кольцо на корпусе мины.

{3} Так матросы называли «мессершмитты».



This file was created


with BookDesigner program


bookdesigner@the-ebook.org


22.03.2015

Перейти на страницу:

Похожие книги

Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века