На фарватерах Севастополя

А катер- охотник постепенно заполнялся водой и кренился. Поэтому катера к его борту подойти не смогли, и люди бросались к ним вплавь. И в это время снова налетели два «юнкерса», сбросили бомбы и стали расстреливать из пулеметов плававших в воде. Многие погибли. Катер № 021 затонул, а один из малых катеров был тяжело поврежден.

В этот трагический момент моряков выручил наш самолет «ТБ-3». Откуда он возвращался, неизвестно. Неуклюжий и большой, он снизился и своим огнем разогнал «юнкерсы».

Труден был дальнейший путь. На одном из катеров кончилось горючее, не было воды, продовольствия. Но действовал закон взаимной выручки: катер-тральщик взял на буксир «полусотку» и привел в Туапсе.

Глава двадцать девятая

На рассвете 2 июля наша подводная лодка «Л-4», на которой мы ушли из Севастополя, подходили к гористым берегам Новороссийска.

Ночь прощания с Севастополем была трудной. Каждому бойцу хотелось еще раз дать очередь из автомата по противнику, бросить гранату под танк, убить еще одного фашиста и только после этого уйти на палубу ожидавшего его корабля. Многие стремились сделать так, как это сумела сделать севастопольская авиация. Все самолеты были подняты в воздух. Захватив последний бомбовый [213] груз, летчики повели самолеты на передний край врага, отбомбились и ушли на кавказские аэродромы.

Контр- адмирал Фадеев приказал перед уходом разрушить наше КП, уничтожить оборудование.

Надо уходить! Мы с Иваном Ивановичем, по старому морскому обычаю, надели чистое белье, как перед решительным боем. Томик «Севастопольских рассказов» Толстого я втиснул в портфель.

В Казачью бухту мы добрались к двум часам ночи. На рейде стояло несколько подводных лодок, в неясном полусвете лунной ночи они в надводном положении были похожи на большие катера. У пристаней и прямо у берега стояли буксиры, катера-охотники и тральщики, те тральщики и катера-охотники, которые день и ночь ходили уничтожать магнитные мины противника, охотились за подводными лодками, дрались с авиацией на подступах к Севастополю.

Всю эту удивительно короткую ночь противник вел усиленный артиллерийский обстрел и несколько раз бомбил район 35-й тяжелой батареи и аэродром, откуда уже ушла севастопольская авиация.

Снаряды залетали и с грохотом рвались в Камышовой и в Казачьей бухтах, но это не нарушало хода работы: люди привыкли делать свое дело и под артиллерийским обстрелом.

Группа офицеров, в которую входил и я, должна была отправиться на Кавказ через несколько часов на одной из подводных лодок, стоявших на рейде.

Ночью я расположился на большом буксире, одном из тех тружеников порта, которые не раз выручали боевые корабли в дни осады Севастополя. Около трех часов ночи буксир стал осторожно подходить к подводной лодке. Лодка была в надводном положении, ее широкие и крутые борта не позволяли швартоваться к ней вплотную. Я бросил портфель и прыгнул на палубу лодки, чуть не свалившись за борт.

Командир подводной лодки принял в этот рейс предельное количество эвакуируемых. Мы расположились в носовом отсеке прямо на железном ребристом настиле палубы у торпедных аппаратов.

На рассвете выходили. В последний раз я хотел взглянуть на оставляемый Севастополь, но люки были уже задраены по-походному. Было очень тяжело думать о том, что сейчас происходит в Севастополе. Но, оставляя его, мы знали, мы были уверены, что возвратимся в свой родной город. [214]

Море у Херсонесского полуострова было густо засорено якорными и донными магнитными минами. И командир подводной лодки Е. Поляков, чтобы выбраться благополучно в открытое море, решил идти по фарватеру в надводном положении, пока не окончатся минные поля.

Уже на рассвете, когда подводная лодка вышла на чистую воду, из-за облаков выскочил фашистский самолет. Слышно было, как сигнальщик на мостике громко доложил: «Самолет!» Раздались отрывистые и резкие команды. Срочное погружение! Загремели железные крышки люков, с ревом хлынула в цистерны вода, вытесняя воздух через открытые клапаны, палуба под ногами накренилась на нос, потом на корму, после чего в отсеке стало совершенно тихо. По тревоге все люки и горловины на подводной лодке задраивались на барашки, наглухо; прекращалось сообщение между отсеками.

И вдруг - глухой взрыв за бортом и тяжелый удар по стальным ребрам подводной лодки. Второй удар еще сильнее прежнего; электрические лампочки в отсеке мигали и гасли.

Матросы экипажа подводной лодки стояли каждый у своего агрегата и внимательно следили за механизмами.

Казалось, что самолет бомбит вслепую: разрывы глубинных авиабомб то приближались к нам, вызывая снова сотрясение всего корпуса подводной лодки, то удалялись.

В какой- то момент, когда разрывы бомб стихли, над лодкой послышался отчетливый шум работы винтов и раздался огромной силы взрыв, за ним другой.