На фига попу гармонь...

«Ху-у а-а ю?» – вспомнил английскую фразу Буратино, выключая инфракрасное свечение и обтирая с себя сажу оброненным старикашкой полотенцем.

– Выполню задание, скажу, – был его лаконичный ответ.

Топая армейскими башмаками, в дом ввалился взбодрившийся Мишаня, и храбрый разведчик, чтоб его не вычислили – он-то ведь был материальный в отличие от своих оппонентов, – зашмыгнул к тетке под кровать. «Насилу-у-ю-у-т!» – хотела завизжать Кумоха Мумоховна, но вся ослабла и молча ждала надругательства, почувствовав на высохшей своей груди деревянную ладошку. К тайному ее сожалению, незваный гость оказался не только хуже татарина, но даже хужей волосатого извращенца-лешего, подглядывающего по ночам за русалками, выходящими из речки Глюкалки…

«Приплыли две шалавы из Волги, – в сердцах плюнула Кумоха. – Совсем во мне женш-ш-ину не видит, словно деревянный, – наконец успокоилась она, наблюдая, как Буратино привинтил нос и надел на блестящую, покрытую лаком голову колпачок. – Фу-у, лихоманка тебя побери, на человека стал похож, – совсем пришла в себя Кумоха, – а то лезет из печи какой-то череп покемона, да еще и с красными глазищами… тут любая женш-ш-ина обомрет…» – вспомнив недавно пережитое, зябко передернула плечами.

Егерь Кумохиных воплей не слышал, потому что был человеком и не мог контактировать, хотя и с близким, но другим измерением. Походив по комнате, он включил телевизор и удобно расположился перед ним в продавленном кресле.

На экране Петр Карлович Слонидзе освещал страшилки из общественной и политической жизни страны.

Присутствующие узнали, что в Москве убили бывшего авторитета, а ныне директора банка Козлова, проходящего в органах под кликухами: «Козел», «Козлище», «Козел вонючий», «Козерогман», а последнее погоняло было «Муфлон». Мужское население сторожки с интересом отложило в памяти сравнительный прейскурант «жриц любви» в Москве, Петербурге и областном Тарасове. Далее потусторонняя общественность узнала курс доллара по отношению к рублю. Какие такие из себя доллары, никто точно не знал. Лишь Буратино видел их на картинке.

«А чего тут удивляться, – слушая диктора, думал Мишаня, – ежели у нас, в маленькой деревне, почитай каждый день пальба, то что про Москву говорить… Вот если бы сегодня на поляне не появился вовремя, глядишь, эти туристы кого-нибудь и прихлопнули… Дядьку Кузьму, скорее всего… И чего их, собак, понаехало? Будто медом наша Шалопутовка намазана… Чего-то все вынюхивают… высматривают», – зевнул он и задремал под монотонный рассказ об убийстве еще одного крутого представителя московского общества.

За его спиной, на старом шифоньере, свесив ножки, в ряд сидели Ерошка, Кумоха и Буратино. Они уже познакомились и тихонько обсуждали услышанное.

– Слышь, Бурик, ежели тебя Мишаня обнаружит, ты поленом прикидывайся, – давал советы домовой.

– Па-а-ле-е-ном? Да вы въезжаете, кто я такой? – покрутил головой по обе стороны, так как находился в центре зрительского ряда. – Да я, может, родственник самому Слонидзе, – указал пальцем на телевизор, – и не потому, что у нас папы – Карлы; а потому, что головы – деревянные… И нечего тут хихикать, – строго глянул на Кумоху.

«Ты родственник этому шифоньеру», – подумал Ерошка, но вслух сказать не решился.

– Кумыка Мумыковна, а посторонних в деревне нет? – вспомнив, что он тут по заданию генерала Потапова, закинул удочку Буратино.

«И этот туды жа, – закатила глаза Кумоха, – фамилью правильно выговорить не могет… да чо с него взять, коли он родственник Слонидзе».

– Ха-а! – дернулась она. – Уже местных реже встренешь… – глянула на Буратино, томно вздохнув: «Был бы это симпатяга Добби…»

Потом, когда Мишаня проснулся, все трое с интересом наблюдали, как он дрессировал дятла, который, по простоте душевной, чуть было не вложил чекиста, усевшись на его нос и долбанув клювом в лобешник.

– Ну ты, дятел парагвайский, пшел к лешему, – зашептал Буратино и больно ткнул в яркое брюшко деревянным пальцем.

Причинив неожиданность Ерохе, пернатый радист брякнулся на пол, схватившись лапками за животик. Озадаченный Мишаня подскочил к птичке и поднял ее, глянув на шифоньер. Но ничего там не увидел.

Попрощавшись с новыми друзьями и выйдя – как и положено культурному гостю – через окно, Буратино продолжил прогулку, наткнувшись вскоре на теплую международную компанию.

«Ничто так не сближает нации, как хороший выпивон! – подумал он, внимательно вглядываясь в лица, вернее, рожи присутствующих. – Этого я где-то встречал, – разглядывал обгорелого Педро. – Ну точно, склеротик я деревянный… Педро и К° градусов… – хлебнул накапавшей в банку самогонки. – Да тут не К° градусов, а все шестьдесят, – занюхал цветочком и приметил маленького волосатого мужичка, раскинувшего ручки-ножки на травке. – О-о! По словам Ерошки, это и есть его дружбан – Леха… Балдеет, как муха на… варенье…» – тихонько подкрался и, ткнув кончиком носа лешего в плечо, вкрадчиво произнес голосом домового Ерохи:

– 3-з-д-о-р-р-ова, Л-л-е-е-ха!

Тот открыл похмельные глазки, икнул, всхлипнул и провалился сквозь землю.