На Фонтанке водку пил… (сборник)

«О, Боже!.. Какая бездарная чушь! — корчился Р. — Как можно поклон поместить в конверте?!» Но Валентина с таким победительным пафосом прочла этот бред, сопроводив последнюю строчку глубоким славянским поклоном, что участники сбора, битком набившиеся в Гогин номерок, разразились горячими, долго не смолкающими аплодисментами и стали выкрикивать: «Ура!», «Банзай!», «На „мерседес!“».Хотя денег в конверте было на одну запаску, и постановочная часть явно выиграла соревнование с труппой, подарив юбиляру роскошные крупногабаритные часы с боем…

Тут началось общее ликование, передача рюмок и закуски стоящим далеко от стола, появились пельмени, и на этот счет спорят две равноправные версии: Анта Журавлева уверена, что их через второго секретаря прислал первый повар посольства, а Тамара Иванова убеждена, что пельмени были куплены семьей юбиляра и разварены в гостинице, то есть их надо было лишь опустить в кипяток, а Нателла решила варить, и пельмени слиплись…

С восторгом и восклицаниями был принят также и подарок фирмы, который вручал сам Ешитери. Не мудрствуя лукаво, наш господин Окава…

Чур, чур меня! Никакой рифмы более!.. Вот они, чертенята, сами лезут, если без принуждения!.. Посмотрим, как себя поведут, когда придется писать торжественную оду для оглашения в посольстве!..

Итак, господин Окава подарил господину Товстоногову кимоно, причем какое! Ручной работы, музейное, бесподобное! На следующее утро в особое время, отведенное для просмотра, мы вновь с благоговением вступали под Гогины своды, вспоминая посещение исторической выставки подарков Сталину. Кимоно произвело на всех оглушительное впечатление. Мало того что Мастер смотрелся в нем, как император Хирохито или какой-нибудь еще более славный японский монарх, он плавно поворачивался вокруг своей оси, как главный музейный экспонат, твердо убежденный в своем художественном и историческом значении… Впрочем, может быть, Гога кимоно не надевал, и оно было повешено в простеночке между двух коек?.. Может быть… Но для романа лучше бы надел… Стало быть, надел…

Кимоно было ослепительно белое, шелковое, а может быть, парчовое, с тончайшим узором и нечастыми алыми цветами по всему полю, волшебное, вызывающее робость и шепот. Кто-то шепнул, что такие кимоно не носят, а кто-то прошелестел о цене: около миллиона иен. Розенцвейгу все же показалось, что девушка Иосико в своем более скромном кимоно выглядит предпочтительней…

Часы от постановочной части были с маятником: по концам блестящей штанги — два блестящих шарика, и вся конструкция мерно раскачивалась перед красивым циферблатом, освобождая мысль и вселяя надежду, что перпетуум-мобиле достижимо если не везде, то в Японии. Подарок можно было поставить на стол или буфет. Или отвезти на дачу, где часы оказались бы центром интерьера и дарили юбиляру ощущение блаженной вечности. Деньги молниеносно собрала осветитель Альбина Гатилова: по дороге из театра, в автобусе, отдали иены монтировщики и световики, а в гостинице — радисты и гримеры с костюмерами. Наутро Кутиков, Изотов и Куварин съездили в намеченный магазин, кажется, на Акихабару, и почти без споров выбрали этот удивительный экземпляр. А за завтраком Гога подошел к столу, где Альбина сидела с Галей Автушенко, и задал потрясший их простецкий вопрос:

— Можно к вам, девочки?..

— Господи, Георгий Александрович!.. Конечно!..

Будем справедливы, во время вечернего торжества равно приветствовались и более скромные подарки, потому что и они совершались от души. И все ахнули, когда Зина Шарко внесла сказочные орхидеи. Это был жест бескорыстной любви и признания. Хотя некоторые не могли удержаться и осудили безрассудство: цветочки с собой не увезешь…

Под шумок достал бутылку и Р., бормотнув вольнорожденное двустишие, но армянский коньяк гости не прозевали, заставили повторить шутку о «Гертруде», и Р. сорвал-таки свои аплодисменты, ловкач!..

Да, это был вечер шуток и импровизаций, народного гулянья по коридорам, распахнутых дверей, надежд на чистое творчество и новые роли и награды всем верноподданным героического монарха. Юра Аксенов тут же начал прикидывать капустник, а Валя Ковель «средь шумного бала, случайно» напомнила Р., что стихи для посольского вечера — за ним, за ним!.. И всякий празднующий понимал, что, стоит только вернуться в Ленинград, как состоятся новые чествования, а там должна озаботиться достойными торжествами и столица нашей родины Москва…