На Фонтанке водку пил… (сборник)

«13 декабря 1920 г. Вчерашнее экстренное заседание режиссерского управления и местного комитета в театре по поводу заявления Юрьева об уходе… Конечно, очень тяжело. Юрьев очень много ломался над всеми два года. Ломался гораздо больше, чем имел право по своим размерам. И вот всеобщее озлобление сказалось. Люди вопили от ярости (конечно, в воплях было много и актерского). „Благородство“ и „ревность о доме“ во всех таких случаях внушают мне не полное доверие. Я всегда вижу что-то второе, не слишком казистое (как среди актеров, так и среди литераторов). Вообще, когда патетически говорится о нравственности, она в большой опасности… Я нашел в себе силу указать на свою точку зрения: считая поступки Юрьева возмутительными и разделяя мнения присутствующих, я хотел бы, однако, чтобы кара была мягче, ограничилась бы воздействием товарищей, местного комитета, общего собрания, профсоюза даже, прессы, только бы дело не дошло до милиции, потому что Юрьев — художник, а искусство с воздействием какой бы то ни было власти несовместно…

За это я претерпел нападение Монахова, Лаврентьева, Старостина и Андреевой. Лаврентьев вопил, что Юрьев — вовсе не художник, а только работник, что всем, что он дал, он обязан только тому окружению, которое дал ему театр. Мысль, не лишенная доли истины, но чувствуется личная обида. Андреева, по обыкновению, выплюнула на меня всю свою злобу…

На этот раз лучшей ее язвой было — обозвать меня „зрителем“. У Крючкова злобно косился рот. Старостин по-мужицки сказал, что Юрьев, хотя и художник, досадил всем столько и все столько от него терпели, что щадить его не стоит. Общее мнение было таково, что надо устроить, чтобы он не ушел, а его с позором ушли…

Я не раскаиваюсь в том, что оказался в роли защитника, хотя и очень слабого, но услышанного, Юрьева, которого вовсе не обожаю. Однако же дело обойдется для Юрьева без полиции не благодаря мне, а благодаря тому, что на днях Крючков, совместно с профсоюзом, потерпел жестокую неудачу на этом деле в опере. Именно: Мозжухину не дали той же красной строки, и он отказался петь. Милиция привела его в театр. Он все-таки не пел. У него разлилась желчь, и он стал героем, „пострадав“ и получив много сочувствий от труппы и публики…»

А.А. Блок. Записные книжки

Читая рассказ Блока, живо перенесший его в легендарные времена, Р. вспомнил сравнительно недавний эпизод, о коем слышал от многих.

После триумфа в роли князя Мышкина И.М. Смоктуновский стал часто сниматься и покинул труппу БДТ. Ну, покинул и покинул, так нет же!.. По прошествии некоторого времени он одумался и решил все-таки вернуться.