На французский манер

Хейслип хмыкнул. Он был большой, спокойный, уверенный в себе, в нем было что-то от спортсмена, и, вероятно, он выглядел моложе, чем был на самом деле. Беддоуз с первого взгляда понял, как этот человек относится к Кристине. Тут Хейслип и не пытался ничего утаить.

— Что будете пить, доктор? — спросил Беддоуз.

— Лимонад, с вашего разрешения.

— Un citron presse[2], - сказал Беддоуз официанту. Он с любопытством покосился на Кристину, но лицо ее ничего не выражало.

— Джек не пьет, — сказала Кристина. — Он говорит, что люди, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что вспарывают животы другим людям, не имеют права пить.

— Когда я выйду на пенсию, — сказал Хейслип весело, — я это наверстаю, я буду пить так, что руки у меня будут дрожать, как листья на ветру. — Он повернулся к Беддоузу. Нетрудно было заметить, что оторвать взгляд от Кристины ему стоило больших усилий. — Как провели время в Египте? спросил он.

— О-о, — удивленно протянул Беддоуз, — вы знаете, что я был в Египте?

— Кристина мне все о вас рассказала, — ответил Хейслип.

— Я поклялся страшной клятвой, что, как только вернусь в Париж, на месяц забуду, что на свете есть такая страна, — сказал Беддоуз.

Хейслип засмеялся, смех у него был басовитый и легкий, а в лице только добродушие и ни следа неловкости.

— Я очень хорошо вас понимаю, — сказал он. — Мне иногда точно так же хочется забыть о своей больнице.

— А где ваша больница? — спросил Беддоуз.

— В Сиэтле, — быстро ответила за него Кристина.

— И давно вы в Париже? — тут Беддоуз заметил, как Кристина бросила взгляд в его сторону.

— Три недели, — сказал Хейслип. Он отвернулся от Беддоуза и снова стал смотреть на Кристину, словно только в этом положении ему могло быть хорошо и спокойно. — И только представить себе, как все может измениться за три недели. Господи боже мой! — он похлопал Кристину по руке и снова засмеялся. — Еще неделя — и назад, в больницу.

— Вы здесь по делам или просто так? — сам того не желая, Беддоуз начинал тянуть резину разговора, который неизбежно ведут друг с другом все американцы, впервые встречаясь за границей.

— То и другое понемножку, — сказал Хейслип. — Меня пригласили сюда на съезд хирургов, а уж по собственной инициативе я осмотрел несколько больниц.

— И что вы можете сказать о французской медицине теперь, когда вам удалось кое-что посмотреть? — спросил Беддоуз; следователь, который сидел внутри, автоматически задавал вопросы за него.

— Как вам сказать, — Хейслип на мгновение с трудом отвел взгляд от Кристины. — Они здесь работают совсем иначе, чем мы. По интуиции. У них нет нашего оборудования и наших денег на исследовательскую работу, так что им приходится рассчитывать только на свою проницательность и интуицию, он усмехнулся. — Но если вы чувствуете себя неважно, мистер Беддоуз, вы смело можете им довериться. Они ничем не хуже всех прочих.

— Я чувствую себя прекрасно, — сказал Беддоуз и тут же сообразил, что трудно было сказать что-нибудь более идиотское. От этих разговоров Беддоуз начинал чувствовать себя не в своей тарелке, но не от того, что они говорили, а от того, как этот человек смотрел на Кристину — преданно, во все глаза, словно растворяясь в этом взгляде. Наступила пауза, и Беддоуз почувствовал, что, если он сам не вставит слово, они могут молчать до бесконечности.

— Вы хоть побродили по Парижу? — нашел он не самый удачный выход из положения.

— Только по Парижу, и то мало, — сказал Хейслип. — А я бы с удовольствием съездил сейчас на юг. В Сен-Поль-де-Ванс. Кристина только о нем и говорит. Подозреваю, что это настолько не похоже на Сиэтл, что об этом можно только мечтать, и при всем том — водопровод и человеческая еда. Вы ведь там бывали, не правда ли, мистер Беддоуз?

— Бывал, — сказал Беддоуз.

— Кристина мне рассказывала, — сказал Хейслип. — О, благодарю вас, обратился он к официанту, который поставил перед ним лимонад.

Беддоуз внимательно посмотрел на Кристину. Ранней осенью они провели в этом городе целую неделю вместе; интересно, что именно она рассказала своему доктору?

— Мы отправимся туда в следующий приезд, — сказал Хейслип.

— Угу, — сказал Беддоуз, отметив про себя это «мы» и любопытствуя, кого под этим «мы» подразумевает Хейслип. — И скоро вы собираетесь сюда приехать?

— Через три года. — Хейслип аккуратно извлек кубики льда из лимонада и положил их на блюдце. — Я думаю, что раз в три года я могу выкроить полтора месяца, Летом люди не так часто болеют. — Он встал. — Прошу прощения, — сказал он, — но мне надо позвонить в несколько мест.

— Вниз по лестнице и направо, — сказала Кристина. — Там есть женщина, которая говорит по-английски, она тебя соединит.

— Кристина не доверяет моему французскому, — засмеялся Хейслип. — Она утверждает, что это уникальный случай, когда знакомство с романсами Пюже оказало влияние на французский язык. — Он двинулся было к выходу, но остановился. — Я искренне надеюсь, мистер Беддоуз, что вы пообедаете с нами.

— Как вам сказать, я в принципе договорился кое с кем встретиться. Но посмотрим, может, мне и удастся отвязаться.