На французский манер

— И прекрасно. — Хейслип на ходу мгновенно прислонился к плечу Кристины, словно хотел незаметно получить дополнительный заряд уверенности, и, лавируя между столиками, двинулся к выходу.

Беддоуз неприязненно смотрел ему вслед и думал: «Ну что ж, по крайней мере я хоть внешне дам ему десять очков вперед». Потом он обернулся к Кристине. Кристина с отсутствующим видом гоняла ложкой чаинки по дну чашки.

— Поэтому и волосы длиннее и цвет у них свой, — сказал Беддоуз.

— Да, поэтому, — Кристина продолжала размешивать чаинки в чашке.

— И лак для ногтей.

— И лак для ногтей.

— И чай.

— И чай.

— А что ты ему рассказывала о Сен-Поль-де-Ванс?

— Все.

— Оторвись ты от этой чашки, черт бы ее побрал.

Кристина медленно отложила ложку и подняла голову. Глаза у нее блестели, но бог их знает, отчего они блестели, а рот был плотно сжат, и это, видимо, стоило ей немалых усилий.

— Что значит все, что ты хочешь этим сказать? — настаивал Беддоуз.

— Все — значит все.

— Зачем?

— Затем, что мне не нужно ничего от него скрывать.

— Сколько времени вы знакомы?

— Ты же слышал — три недели. Один мой приятель в Нью-Йорке попросил его зайти меня проведать.

Кристина посмотрела ему прямо в глаза.

— На будущей неделе я выйду за него замуж, а потом вернусь вместе с ним в Сиэтл.

— А через три года летом приедешь сюда на шесть недель, потому что летом люди не так часто болеют.

— Вот именно.

— И тебе это нравится?

— Да.

— По-моему, ты сказала это слишком вызывающе.

— Не надо выпендриваться, — сказала Кристина хрипло. — С этим кончено раз и навсегда.

— Официант! Виски мне принесите! — крикнул Беддоуз по-английски. Он на мгновение забыл, где находится. — Ты тоже, — обратился он к Кристине, выпей что-нибудь, ради бога.

— Чаю, — сказала Кристина.

— Слушаюсь, мадам, — сказал официант и удалился.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов, — сказал Беддоуз.

— Задавай.

— Я могу рассчитывать на откровенность?

— Да.

Беддоуз набрал в себя побольше воздуху и посмотрел в окно. Какой-то человек в дождевике неторопливо шел мимо, он читал газету и качал при этом головой.

— Ладно, — сказал Беддоуз, — так что ты в нем нашла такого замечательного?

— И как я, по-твоему, должна ответить на этот вопрос? — спросила Кристина. — Он мягкий, хороший человек, он приносит людям пользу. Ты можешь что-нибудь по этому поводу возразить?

— И это все?

— И он любит меня. — Она произнесла это глухо. За все время, что они были вместе, Беддоуз ни разу не слышал от нее этого слова. — Он любит меня, — повторила Кристина бесцветным голосом.

— Это я видел, — сказал Беддоуз. — Безумно.

— Безумно, — сказала Кристина.

— А теперь позволь задать тебе еще один вопрос, — сказал Беддоуз. — Ты хотела бы сейчас встать из-за стола и уйти отсюда со мной?

Кристина отодвинула от себя чашку и задумчиво поворачивала ее из стороны в сторону.

— Да, — сказала она.

— Но ты не уйдешь, — сказал Беддоуз.

— Не уйду.

— Почему?

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказала Кристина. — Куда ты собираешься поехать в следующий раз? В Кению? В Бонн? В Токио?

— Так почему нет?

— Потому что я устала от таких, как ты, — сказала Кристина отчетливо. От корреспондентов, от пилотов, от многообещающих молодых государственных деятелей. Я устала от блестящих молодых людей, которые постоянно куда-то уезжают описывать революцию, подписывать договор или умирать на войне. Я устала от аэропортов и от провожаний. Я устала от того, что мне не положено плакать, пока самолет не взлетит, устала мчаться со всех ног по первому звонку, устала днем и ночью подходить к телефону. Я устала от всех этих избалованных и хмельных международных душек. Я устала сидеть за обеденным столом с мужчинами, с которыми я была близка, и ворковать с их гречанками. Устала от того, что меня передают из рук в руки, устала любить больше, чем любят меня. Я ответила на твой вопрос?

— Более или менее, — сказал Беддоуз. Его удивляло, что люди за соседними столиками еще не начали обращать на них внимание.

— Когда ты улетел в Египет, — продолжала Кристина, не понижая голоса, я приняла решение. Я стояла возле проволочной ограды, смотрела, как заправляют огромные самолеты, смотрела на огни, а потом я перестала плакать и решила: в следующий раз улетать буду я, и пусть кто-то другой мучается возле этой ограды.

— И ты нашла этого другого?

— Да, нашла, — просто сказала Кристина. — Но я не хочу, чтобы он мучился.

Беддоуз наклонился и взял ее руки в свои. Они безвольно лежали в его ладонях.

— Крис… — сказал он.