Мне хотелось довести это до конца. Оставался один человек, которого мне никак не удавалось встретить, Серж, начальник штаба отряда. Мне вообще нужно было поговорить с ним, я видел его много раз, но он всегда торопился и я не успевал его спросить о чем бы то ни было. То, что я знал о нем, я знал со слов других.
И вот однажды я все-таки поймал его. Я объяснил ему, что я хотел от него, и потом задал традиционный вопрос: — Что вы думаете о Монике? Вы были с ней в отряде, жили в одной палатке, вы должны о ней иметь совершенно определенное представление.
Он поморщился и сказал тем неуверенным тоном, который я хорошо знал, потому что он неизменно появлялся у всех без исключения людей, когда они говорили о заслугах Моники, — что она себя вела недурно. Было заметно, что этот положительный отзыв о ней стоил ему большого усилия. — В общем, черт с ней, — прибавил он, — не стоит об этом говорить.
Я начал его расспрашивать о его партизанской деятельности, и он рассказал мне вот что. По образованию он был, кажется, инженер. Он воспитывался во Франции, кончил здесь офицерскую школу и участвовал в войне 1939– 1940-го года в рядах французской армии. Затем начались годы немецкой оккупации, и он, естественно, оказался в Resistance. По внешности он был немного похож на капитана Пьера, который, кстати, был его близким другом. Та же мягкость, тот же несколько застенчивый вид, та же несомненная душевная привлекательность.
Он говорил, что работа в парижской Resistance его не удовлетворяла. К тому же он чувствовал себя неуютно, как он сказал. И он объяснил, что его всегда тяготило сознание своей беззащитности. — Арестуют, поведут в гестапо, будут мучить и потом расстреляют — и ничего сделать нельзя. Я готов умереть, — сказал он, — это не страшно. Но я хочу умереть, защищаясь, с оружием в руках и в бою. А вот гибнуть так, в каком-нибудь подвале, — нет, это не по мне.
Его сестра, работавшая в русском патриотическом движении, познакомила его с Антоном Васильевичем, который предложил ему ехать в отряд. — Пожалуйста, — сказал Серж, — хоть завтра.
Свидание с другими партизанами, которые одновременно с ним ехали к maquis, было назначено на шесть часов утра, возле одного из мостов через Сену. Подходя туда, Серж увидел знакомую высокую фигуру. Это был Алексей Петрович. Они знали друг друга чуть ли не двадцать лет, но очень давно не виделись — и встретились именно при таких неожиданных обстоятельствах: и тот и другой ехали в отряд Антона Васильевича. Серж наотрез отказался от агитационной миссии, похожей на ту, в которой чуть не погиб Алексей Петрович. — Этого я делать не умею, — сказал он. — Дайте мне отряд, дайте мне людей, задание, все, что угодно. Но это — никак.
И тогда Антон Васильевич предложил ему поездку за партизанами, о которой я уже слышал. Серж отправился туда вместе с одним из поляков, который хорошо знал, как туда проехать, и был в связи со всеми агентами resistance по всей дороге. К несчастью, этот человек переживал в те дни какую-то любовную драму. До Дижона они доехали благополучно, но, кажется, именно в Дижоне жила та женщина, по отношению к которой спутник Сержа испытывал такие сильные и несвоевременные чувства. — Этот болван, — спокойно сказал мне Серж, — настолько обалдел, что ухитрился в Дижоне потерять все свои бумаги, и мы застряли, в этом городе на четыре дня.
Были какие-то праздники, по случаю которых гестапо устроило целый ряд облав. Ночью Сержа все время будили и переводили из одного дома в другой, в зависимости от того, к какому кварталу приближались обыски. Все это ему смертельно надоело. — Ну, брат, — сказал он поляку, — ты тут доставай бумаги, а я уж один как-нибудь доеду. И он продолжал путешествие без своего спутника. Когда он доехал до назначенного пункта — небольшая ферма где-то у черта на куличках, как он это определил, — за ним явилась связная на велосипеде, и они вместе отправились в штаб польского партизанского отряда, в состав которого входили советские патриоты. Они ехали по ухабам, то вверх, то вниз, и, наконец, добрались до великолепного замка в лесу. Когда они к нему подъезжали, навстречу им ринулись какие-то люди, вооруженные донельзя и обвешанные гранатами. Это оказались, советские партизаны. В замке Сержу был устроен прием, поразивший его — как и сам замок — своим великолепием. В роскошном зале сидели декоративные партизанские офицеры, курившие сигары гигантских размеров и редкого достоинства.