На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк

«Он мне сообщил, что Драгомиров на меня рвет и мечет, что несколько дней тому назад он был в штабе армии, где сообщил, что я бежал из дивизии в Петербург, и прибавил еще что-то менее правдоподобное. Дитерихс его поднял на смех…».

Понятно, что генерал А. М. Драгомиров был возмущен долгой отлучкой подчиненного. Возможно, у него также закрались подозрения, что полковник пытается действовать через его голову, нарушая субординацию. В этом, думается, истинная причина конфликта. В своих мемуарах Д. И. Ромейко-Гурко явно что-то недоговаривает. Он пишет:

«В тот же день я явился Драгомирову. Он меня очень нелюбезно принял, сказав, что здесь другие за меня дерутся. Я ему ответил, что донес ему о моей эвакуации в Петербург, откланялся и пошел к ординарцам…».

И это всё. Откровенного разговора не получилось. Между двумя военными словно пролегла полоса отчуждения. История эта казалась загадочной, пока в архиве, в «Полевой книжке» командира полка, не удалось обнаружить черновики рапорта полковника Д. И. Ромейко-Гурко начальнику дивизии генералу А. М. Драгомирову. Листки помечены 9 февраля. В 10 часов 20 минут утра полковник писал с обстреливаемой позиции у д. Петна (Пентна):

«Доношу Вашему Превосходительству, что когда я представлялся Его Императорскому Высочеству Вел. Кн. Николаю Николаевичу, Его Высочество приказал мне Вам передать благодарность полкам 16-й кавалерийской дивизии за их лихую кавалерийскую работу от лица Его Высочества, во-первых, как бывшего Генер. Инспектора, а, во-вторых, как Верховного Главнокомандующего. Прошу извинить, что за недостатком времени до сих пор об этом письменно не донес. Полк. Гурко». Вот оно что! Оказывается, действительно, полковник грубо нарушил устав: через головы многочисленных начальников он, видимо, благодаря личным связям, попал на прием к самому Верховному Главнокомандующему. Что же такое важное заставило его сделать этот шаг? Что вызвало крайнюю обеспокоенность бывалого разведчика?

Соблазнительной представляется версия, что он каким-то образом узнал о планируемом неприятелем ударе в районе Тарнув – Горлице. Однако это – маловероятно. Теория оперативного прорыва начала складываться поздней осенью 1914 года, и германские военные разрабатывали ее так интенсивно, что к началу 1915 года она предстала уже достаточно разработанной. Были установлены нормы материального обеспечения прорывов. Были разработаны инструкции по преодолению войсками укрепленных позиций. Но практиковаться в новых приемах боя германские войска начали в глубоком тылу ближе к весне, причем некоторые резервные полки для этого были отправлены в окрестности разрушенных селений и городов в Бельгии и во Франции. Разве могли об этом проведать перевербованные агенты из списка Д. И. Ромейко-Гурко? Что касается конкретного плана большого наступления 11-й германской армии под г. Горлице, то возник он только в марте и держался в тайне даже от австрийского командования. Разумеется, никто не мог о нем знать в середине января.