На фронте затишье

Словно воздушной волной, за какую-то долю секунды сдувает меня с тропинки и несет назад к штабной самоходке.

Артиллерийский техник четвертой батареи Иван Кравчук. Я его узнаю за три версты. Только бы не залез в кусты, не спрятался во время обстрела.

Подбегаю к машине и сразу замечаю его среди солдат, пристроившихся на плащ-палатке под выхлопными трубами самоходки. Старшина сидит, прижавшись спиной к броне, и старательно протирает шомполом-коротышкой ствол трофейного парабеллума.

— Бегом к полковнику!

— Куда? — Кравчук удивленно вскидывает брови.

— Туда…

Через минуту мы вместе подбегаем к командному пункту. Кравчук с разбегу садится на край окопа. Он свешивает ноги в щель и пригибает голову. Я занимаю свое прежнее место.

За бруствером как на ладони открывается панорама боя. Изъеденное минами и снарядами поле. На нем рубчатые гусеничные следы. Они напоминают лестницы для спуска вниз, в ложбинку. Серыми кочками лежат на снегу убитые. Их захоронят здесь, где-нибудь рядом с этим окопом. Захоронят в братской могиле со всеми почестями. А потом полковой топограф срисует с карты нашу высотку, поставит на месте могилы крестик и отправит «сколок» вверх по инстанции. И во все концы пойдут похоронки с указанием места могилы сына, мужа, отца или брата.

Слева метрах в пятидесяти с кряканьем и присвистом один за другим разрываются два снаряда. Снова начинают посвистывать пули.

— Что случилось с машиной? — повторяет вопрос полковник, мельком глянув на Кравчука.

Вытянув шею, старшина напряженно и виновато смотрит туда, где, не подавая признаков жизни, стоит самоходка с задранным кверху стволом. Кажется, что она застыла, оцепенела в растерянности — стрелять или нет?

— Разрешите выяснить, товарищ полковник, — торопливо начинает Кравчук, но не успевает получить ответ.

Тяжело охнув, дергается и опрокидывается земля. Демин, Петров и Усатый проваливаются в окоп. На них летит Кравчук.

«Неужели прямое…» — успеваю подумать, ощущая всем телом, как меня кто-то приподнимает за грудь, за живот, за голову и уже в воздухе разворачивает боком к окопу. Очнувшись, различаю лицо Петрова. Сначала оно двоится, потом задергивается молочной завесой, куда-то уплывает.

…«Изображение» восстанавливается сразу, в одно мгновение. Петров снял шапку и не спеша отряхивает с нее перемешанную со снегом землю. Потом он хлопает ладонями по перепачканным рукавам шинели.

Прижавшись боком к стенке окопа, старшина глядит на капитана тревожным выжидательным взглядом. Его шапка валяется рядом на бруствере. На воротнике и старшинских погонах земля. И лицо у Кравчука тоже землистое. Он выпрямляется, ударяет шапкой по колену и, нахлобучив треух на лоб, снова озабоченно поглядывает на Петрова.

— Вас, кажется, задело, товарищ капитан.

Петров быстро ощупывает грудь, поправляет ремень, трогает руками лицо.

— Нет. Все в норме.

Капитан оглядывается на полковника, потом на меня. Глядит вопросительно, словно спрашивает глазами: «Все в порядке или?..»

— Разрешите пойти к машине, товарищ полковник? — снова спрашивает в наступившей тишине Кравчук.

— Да, да! Немедленно!

Старшина поднимается, и сразу становится слышен предостерегающий свист пуль, пронесшихся рядом. Кравчук перепрыгивает щель, по-бычьи пригибает к груди голову и, слегка наклонившись, бегом устремляется к самоходке. Но пробежать ему удается всего с десяток шагов. Он неожиданно разворачивается боком вперед, ноги его заплетаются одна за другую. Взмахнув руками, старшина неуклюже и неловко падает на спину.

— Дорохов!

Не успеваю разобрать, кто меня окликает. Скорее Петров, потому что нет деминской приставки «товарищ». Но думать об этом некогда. Вскакиваю, в несколько прыжков оказываюсь возле Кравчука. Падаю с ним рядом. Заглядываю ему в лицо. Взгляд у него виноватый. Но на лице ни тени растерянности или испуга.

— В бок ударило… Посмотри…

Побелевшими непослушными губами старшина едва выговаривает слова. Он отнимает руку от левого бока. Вся она красная. Кравчук бессмысленными глазами в упор разглядывает окровавленную ладонь и, словно только сейчас осознав, что с ним произошло, судорожно вздрагивает всем телом.

— Двигаться можешь? Надо назад ползти.

Кравчук поднимает глаза, тоскливо смотрит вперед, на самоходку.

— А машина как же?

— Какая тебе машина! Давай берись за шею…

— Подожди. — Кравчук переворачивается на правый локоть. На боку из-под разорванного сукна шинели торчат рыжие и красные хлопья ваты.

Вот она, его отметина — третья в этой войне. У него уже были ранения — в ногу и в голову.

— Подожди, — повторяет Кравчук. — Дай полежу… Потом сам поползу. Вот увидишь… А ты не приподнимайся. А то и тебя стукнут… Полежи чуток рядом.