На главном направлении

Втянув голову в плечи. Костя брел к блиндажу комендантского взвода, с грустью вспоминая все, что ему довелось увидеть в этот день. «Дядя Володя похвалил за то, что я принес ему пластинку, но ведь это не подвиг, ни в кого не стрелял, просто выдрал пластинку, и все. Нет, надо как-то по-настоящему помочь дяде Володе, Фомину и всему полку. Но как? Почему они не дают никакого задания? Неужели нельзя найти дело? Они просто не хотят выслушать меня как следует и разговаривают со мной как с маленьким. Обидно…»

В блиндаже комендантского взвода Костю встретили молчаливо. Никто не спрашивал, где он был и почему, уходя, никого не предупредил о своей отлучке. Видно, в этот вечер было не до того.

Принесли ужин. Все переглянулись и молча сели к столу.

Вошел Фомин.

— Здравствуй, Костя! — как ни в чем не бывало ласково сказал он, передавая Косте коробку цветных карандашей. — Это тебе командир полка прислал. Пускай, говорит, рисует.

— Спасибо, — ответил Костя, с благодарностью глядя на Фомина, и подумал: «Где же Зернов? Ведь утром договорились, что он придет сюда. Я бы их сейчас помирил с Александром Ивановичем. Неужели и с Зерновым что-нибудь случилось?»

6. В огне

К концу октября армия, обороняющая Сталинград, состояла из трех, разобщенных гарнизонов, один — на северной окраине, другой — главные силы — в центре города, третий — в заводском районе. Здесь, в заводском районе, сражался гвардейский полк Титова. Гитлеровские генералы готовились торжествовать победу, но случилось то, чего они не ожидали. Осажденные гарнизоны, так же, как и отдельные воины, самостоятельно решали задачи, установили строгий порядок экономии боеприпасов и продуктов питания.

Отступить — значит изменить Родине. Так решили бойцы и командиры осажденного гарнизона. Крохотный клочок сталинградской земли стал для них домом, неотъемлемой частью великой Родины.

В эти дни враг, наткнувшись на непреклонную стойкость защитников заводского участка, прекратил атаки. На фронте наступило непродолжительное затишье.

Воспользовавшись таким затишьем, Александр Иванович Фомин как-то незаметно для Кости превратил часы отдыха в часы занятий. Возьмет учебник, и глаза его засветятся тепло, голос зазвучит свежо и бодро.

Пройдет каких-то полчаса, и Косте кажется, что перед ним не сержант Фомин, а учитель, как в настоящей школе.

И до чего же этот Александр Иванович азартный человек! Если бы не боевая обстановка, он бы, наверно, целые сутки занимался. Даст задачку, самую что ни есть трудную, и улыбается: «Решай, решай, есть еще потруднее». Или начнет пояснять и решать задачи, да так, будто любая задача при нем составлялась. Решает просто и скоро. Знай запоминай! Как легко ему это дается! А начнешь сам решать — не тут-то было.

— Трудно? — спросил Александр Иванович. — Это тебе не с голубем развлекаться. Все, что берется трудно, с боем, то дорого и незабываемо. Учиться можно и нужно везде, в любых условиях…

Порой Александра Ивановича срочно вызывали в штаб или на передний край. Оставляя Костю, он давал для самостоятельного решения самые сложные задачи и как бы между делом спрашивал: «Хватит или еще?» Костя хмурился, но все же говорил: «Давайте еще».

— Ладно, хватит. Если бы кто другой, а тебе и эти не решить, — подзадоривал Александр Иванович.

— Решу, — отвечал Костя, принимаясь за дело.

Иногда, не найдя ответа, бросал, но, подумав, снова брался за учебник: «Докажу, что я не хуже других».

Но почему же теперь сюда не приходит бронебойщик Зернов — хороший доверчивый товарищ? Куда он девался?

Но вот Зернов вернулся. Угрюмый, злой, он целыми днями молча лежал со своей бронебойкой у амбразуры. Наконец зашел к Косте. Огромный, небритый, глаза красные.

— Это твои, — проговорил, подавая две книги.

— Я знал, что они у вас, — принимая, сказал Костя. — Надя передала?

— Да, — ответил Зернов и, сдержанно вздохнув, опустил голову. Костя понял, что гибель Нади Зернов переживает больше, чем кто-либо другой.

— Скажите, а вы читали эти книги? — листая страницы, спросил Костя.

— «Спартак» — хорошая книга. Ее надо прочитать всем.

— Правильно! А эту, про огонь, пожалуй, не надо.

— Почему?

— Огонь — это зло, — ответил Костя.

— Нет, — возразил Зернов, — как раз наоборот не огонь наш враг, а те, кто используют его против нас Я знаю, тебе эта философия трудно дается, но бойцы поймут.

В эти дни вражеская артиллерия совсем прекратила обстрел осажденного гарнизона, и лишь изредка над руинами кружил самолет-разведчик. В окопах и блиндажах потекла обычная окопная жизнь. Бойцы и командиры совершенствовали оборону, ремонтировали оружие, штопали шинели и обувь, читали и обсуждали сводки Совинформбюро, развлекались солдатскими прибаутками.