На главном направлении

Ваня жил раньше недалеко от цирка. Он любил смотреть выступления укротителей зверей. Мечтал быть непременно таким, как Гладильщиков или Дуров. Но вот начались бои в Сталинграде. Отец и мать погибли. Ваня не знал, куда ему пойти, и, пока собирался, оказалось, что все пути отрезаны. На днях он покинул свою улицу: туда прорвались фашистские танки…

Ваня совсем по-другому встретил Лизу и Гиру. Заметив, что они подкрадываются к его рубежу, приготовил металлический прут и спрятал его за спину, чтобы стегнуть ту и другую. Он был на всех зол и ни с кем не водился, особенно с малышами. Он готовился отомстить фашистам за мать и отца, а малыши в этом деле не помощники. Как-то раз он обратился к командиру с просьбой взять его пулеметчиком. Тот согласился принять, а сам направил его с бойцами в штаб батальона. Здесь, в литейном цехе, Ваня готовил для фашистов какую-то ловушку, о которой не сказал даже Пете, а чтобы тот не подсмотрел, прогнал от себя с угрозой.

— Не мешай, подзатыльников надаю.

Приход Гиры и Лизы мог испортить весь план, поэтому Ваня намеревался хорошенько пугнуть их отсюда.

Лиза и Гира уже поравнялись с нишей, где притаился Ваня. Им осталось только завернуть за угол. Ваня приготовился ударить прутом по листу железа, но Лиза, заметив его злое лицо, смело шагнула навстречу.

— Ваня, здравствуй!

Она сказал это так неожиданно, что Ваня невольно ответил: «Здравствуй!» Прут выпал из рук. Опомнившись, Ваня сердито произнес:

— Шпионить пришли?

— Что ты, Ваня? — удивилась Лиза.

Гира боялась вымолвить слово. Она только смотрела в маленькие злые глаза Вани и ждала, что он вот-вот бросится на нее и Лизу.

— Уходите отсюда, пока целы!

Лиза попыталась уговорить Ваню пойти с ними, но он наотрез отказался.

— Не пойду, нечего мне у вас делать.

Вечером Лиза и Гира пришли в штаб. Петя был уже там. В тот же вечер из подвала бывшей гостиницы завода кто-то из бойцов принес девочку. Она была больна и голодна. Ее отправили в санроту.

Лиза с радостью побежала в блиндаж, чтобы сообщить о прибывших ребятах Александру Ивановичу. Но ни Фомина, ни Кости в блиндаже не оказалось. Где же они?

* * *

Прижатый огнем пулеметов, Фомин лежал на берегу Волги между двух камней. Бойцы взвода, оставшиеся в укрытии, видели, как пули высекали из камней искры. Достаточно было Фомину чуть приподняться, и он был бы прошит из пулемета.

Еще вечером, с наступлением темноты, отправляясь в этот опасный путь, Александр Иванович решил, что пробираться через такую завесу огня всем взводом нет смысла, гибнуть — так одному.

— Немедленно возвращайтесь в полк, — наказал он своим бойцам, — там вы нужнее. Доложите командиру полка, что задание будет выполнено… Присматривайте за Костей. Пусть поменьше забавляется голубем, а занимается делом. Пожалуй, лучше будет, если вы этого голубя вернете Зернову…

— Слушаюсь, — ответил тогда один из бойцов взвода, оставленный Фоминым за старшего.

Но вот уже полночь. Припав к брустверу, бойцы не отрываясь следили за Фоминым. Вспышки ракет на мгновение обнажали берег, выхватывая из темноты то клочок Волги, то причал, то камни, между которыми лежал Фомин. Он лежал неподвижно: может, выжидал момент для стремительного броска, а может, был ранен.

По Волге шло «сало» — осенний ледоход. Льдины сталкивались, громоздились в заторы. Поверхность воды стала пятнисто-серой. Плоты, лодки, затертые между льдинами, доски от разбитых паромов и барж, клочки сена, хворост, отдельные бревна — вся эта сереющая масса неудержимо двигалась вниз по течению. Казалось, не Волга, а берега устремились против течения. Хрустящее шипение воды напоминало тяжелые вздохи.

Да, наступили трудные дни. Волга отрезала Сталинград от Большой земли на несколько недель, а это означало, что и главные силы армии, куда пробивался Фомин для установления связи с осажденным гарнизоном, перейдут на такой же голодный паек, как и полк Титова.

Думая об этом, бойцы готовы были подняться и броситься вперед, чтобы выручить Фомина. Но приказ есть приказ. К тому же поднимись они — и секретный пост боевого охранения будет раскрыт.

— Лежит… лежит наш Александр Иванович! — со вздохом произнес старший. — Что же делать?

Он не заметил, как вода подогнала к Фомину два обледенелых бревна, которые торцами уперлись в берег; потом их будто оттолкнуло течение, и они поплыли дальше. Только пристальным взглядом можно было разглядеть, что теперь бревна плыли необычно. Ими кто-то управлял с расчетом поскорее скрыться за изгибом берега. Неизвестно, удалось ли фашистским пулеметчикам заметить это, но когда длинные очереди пуль засновали над водой и несколько светящихся трасс оборвалось у самых бревен, Фомин погрузился в воду.

— Гады! — вырвалось из груди у одного из бойцов, наблюдавших за Фоминым.

С этой минуты бойцы не могли смотреть ни на Волгу, ни друг на друга. Они считали, что Фомин если не убит, то утонул.

Однако Александр Иванович продолжал свой путь.