На горах (Книга 1, часть 1)

- Тридцать восемь рублей двадцать пять копеек, - молвил почтмейстер.

Рад он был. Не серым волком, а сизым голубком поглядел на Корнея Прожженного, садиться просил его, приветные слова говорил. Эстафете все едино - два ли, три ли письма везти. Значит, без малого сорок рублей почтмейстеру перепало.

Сел Корней у стола деньги считать. Отдавая, спросил у почтмейстера:

- От Меркулова другая-то штафета? Почтмейстер молча кивнул головой.

- Мы ведь по одному с ним делу,- заметил Прожженный.- К Доронину, надо полагать, он послал? Раскрыл почтмейстер книгу и вслух прочитал:

- В Нижний-Новгород, на Гребновскую пристань, вольскому купцу Зиновью Доронину и... и почетному гражданину Дмитрию Веденееву от почетного гражданина Никиты Меркулова". А от вас кому?

- На ту же Гребновскую к Смолокурову Марку Данилычу,- молвил Корней Евстигнеев.

- В одно, значит, место.

- И место одно, и дело одно, и во всех трех письмах писание одно,подтвердил Корней.- А скоро ль штафета пойдет?

- Слышите колокольчик,- молвил почтмейстер.- Письмецо-то ваше пожалуйте.

- Как же мне быть? - молвил Корней, вынимая письмо.- Мне бы надо было еще словечка два приписать хозяину.

- Печатка с вами?

- При мне,- отвечал Корней Евстигнеев, взяв в руку подвешенную к часам сердоликовую печать.

- Так садитесь и приписывайте. Вот вам конверт, вот сургуч, бумажки понадобится - и бумажки дадим.

Распечатавши письмо, Корней приписал, что с той же эстафетой идут письма от Меркулова: одно к Доронину, другое к Веденееву.

Сорок рублей до того раздобрили почтмейстера, что он ради будущего знакомства пригласил Корнея к себе на квартиру, а так как у него на ту пору пирог из печки вынули, предложил ему водочки выпить да закусить. Корней не отказался и, прощаясь с гостеприимным почтмейстером, сунул ему красненькую. Тот стал было отнекиваться, однако принял...

Через час после того плыл вверх по Волге Никита Федорыч, провожаемый добрыми пожеланьями Володерова и насмешливыми взглядами Корнея Прожженного.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Резво и бойко одна за другой вверх по Волге выбегали баржи меркуловские. Целу путину ветер попутный им дул, и на мелях, на перекатах воды стояло вдоволь. Рабочие на баржах были веселы, лоцмана радовались высокой воде, водоливы вёдру, все ровному ветру без порывов, без перемежек. "Святой воздух" широко расстилал "апостольские скатерти" (Бурлацкие выражения. Святой воздух ветер, апостольская скатерть - паруса.), и баржи летели ровно птицы, а бурлаки либо спали, либо ели, либо тешились меж собою. Один хозяин не весел по палубе похаживал - тюлень у него с ума не сходил.

Как ни быстро бежал караван Никиты Федорыча, посланные из Царицына эстафеты его упредили.

Дня через четыре после отправки тех эстафет, рано поутру, только что успел Марко Данилыч протереть заспанные очи и помолиться по лестовке, крадучись, ровно кошка, робкими стопами вошел к нему Василий Фадеев. Помолясь богу и отдав низкий наклон хозяину, осторожно развязал он бумажный платок и подал письмо.

- Штафета из Царицына,- вполголоса промолвил он и глубоко вздохнул, ровно непосильную тяжесть с плеч сбросил.

Жадно схватил письмо Смолокуров, быстро сорвал печать и принялся читать неразборчивое посланье Корнея. Сначала лицо его радостно просияло, потом он весь, как кумач, покраснел: и глаза загорелись гневом... Таково крепко он при этом выругался, что Фадеев на всякий случай отступил шага на четыре поближе к двери.

- Зарезал!..- закричал Марко Данилыч, бросая смятое письмо. Потом, заложа руки за спину, принялся шагать взад и вперед по горнице.

А Василий Фадеев попятился к самому порогу. В знак покорности склонил он низко голову, робко вытянул вперед гусиную шею свою, а сам искоса то и дело поглядывает на вспылившего хозяина.

- Чтоб его вдоль и поперек!.. Чтоб ему ни гроба, ни савана!..- продолжал тот браниться. И вдруг ни с того ни с сего накинулся на Фадеева:

- Ты чего торчишь?.. Вон пошел!.. Мошенники!.. Ироды проклятые!..

Богу не помолясь, хозяину не поклонясь, юркнул из комнаты Василий Фадеев.

"Не выгорело! - сам с собой рассуждал Марко Данилыч.- Теперь дело бросовое!.. И как это мне на мысли не вспало, что Митька с Микиткой земляки?.. Они друг дружке известны, к тому ж одной масти, одной выучки... Что бела собака, что чёрна собака - все один пес... Да я же с большого-то ума и свел Митьку с Дорониными... Позвал тогда его на катанье!.. Прометнулся!.. Вот те и барыш, вот те и тюлень!.. Господи, батюшка, ризу ведь я обещал на владычицу!.. Червонного золота! Мало разве?.. Так я бы прибавил!..."

Чуть-чуть отворилась входная дверь, и высунулось побитое оспой лицо Василья Фадеева.

- Еще два письма почтальон привозил на пристань,- робко промолвил он.

- Знаю,- крикнул Марко Данилыч.- Ступай до греха!.. Да убирайся же, чтоб черти тебя на том свете жарили да всякой мерзостью заместо масла поливали!

И неистово затопал ногами.

- Одного не нашли,- настойчиво молвил Василий Фадеев и тотчас же скрылся за дверью.

- Кого не нашли?.. Ступай сюда,- крикнул ему Смолокуров. Приказчик опять появился в дверях.