На горах (Книга 1, часть 2)

- Хочу, дяденька, больно хочу,- радостно вскрикнул маленький Иванушка, и голубые глазенки его так и запрыгали...

- Ну, вот и ладно, вот и хорошо,- с добрым чувством промолвил Герасим, перебирая пальцами Иванушкины кудри.- Станем, племянничек, станем учиться... Только смотри у меня, с уговором - учись, а отцовского дела покинуть не смей. Старайся прясть хорошенько. Учись этому, Иванушка, навыкай. Грамота дело хорошее, больно хорошее, однако ж если у грамотея мирского дела никакого не будет, работы то есть никакой он не будет знать, ни к какому промыслу сызмальства не обыкнет, будет ему грамота на пагубу. Станешь ли при грамоте прясть хорошенько? Станешь ли при грамоте отцу пособлять?

- Стану, дяденька, стану,- порывисто ответил Иванушка, веселыми глазами глядя на дядю и прижимаясь к нему.

- Ежели б годиков семь нашим грехам господь потерпел да сохранил бы в добром здоровье Абрама Силыча, мы бы, родимый, во всем как следует справились, тихо промолвила Пелагея.- Иванушке пошел бы тогда семнадцатый годок, а другие сынки все погодки. Саввушке, меньшенькому, и тому бы тогда было двенадцать лет, и он бы уж прял... И тягло бы по-прежнему тогда на себя мы приняли, и земельку бы стали опять пахать, скотинушку завели бы... А теперь ведь у нас ни пашенки, ни скотинушки, какова птица курица, и та у нас по двору давненько не браживала...

- Знаю, родная, все знаю,- со вздохом ответил Герасим.- Только ты смотри у меня, невестушка, не моги унывать... В отчаянье не вдавайся, духом бодрись, на света Христа уповай... Христос от нас грешных одной ведь только милости требует и только за нее милости свои посылает... Все пошлет он, милосердный, тебе, невестушка, и пашню, и дом справный, и скотинушку, и полные закрома...

- У меня только и есть надежды, что на его милость. Тем только и живу,слезным, умиленным взором смотря на иконы, ответила Пелагея.- Не надеялись бы мы с Абрамом на милость божию, давно бы сгибли да пропали...

- Показывай других деток, невестушка,- молвил немного погодя Герасим.

- Вот другой сынок наш - Гаврилушка,- сказала она, подводя к деверю остроглазого крепыша мальчугана.- За неделю до благовещенья девятый годок пошел.

- Ну что же ты, Гаврилушка, прядешь, что ли? - приласкавши племянника, спросил у него Герасим.

- Тятька не дает,- бойко ответил мальчик, глядя дяде прямо в глаза.

- Куда еще ему, родной? - улыбаясь и мягким, полным любви взором лаская мальчика, сказала Пелагея Филиппьевна.- Разве с будущего лета станет отец обучать его помаленьку.

- Давай, мамка, пеньки,- сейчас напряду,- вскричал Гаврилушка.

- Как тебе не пеньки?.. Ишь какой умелый,- улыбнувшись сквозь слезы, проговорила Пелагея Филиппьевна и, приложив ладонь к сыновнему лбу, заботно спросила: - Прошла ли головушка-то у тебя, болезный ты мой?

- Прошла,- весело ответил Гаврилушка.

- Ну, слава богу,- молвила мать, погладив сына по головке и прижав его к себе.- Давеча с утра, сама не знаю с чего, головушка у него разболелась, стала такая горячая, а глазыньки так и помутнели у сердечного... Перепужалась я совсем. Много ль надо такому маленькому? - продолжала Пелагея Филиппьевна, обращаясь к деверю.

И по взглядам и по голосу ее Герасим смекнул, что Гаврилушка материн сынок, любимчик, баловник, каким сам он был когда-то у покойницы Федосьи Мироновны.

- А тебе чего хочется, Гаврилушка? Вырастешь большой, чем хочешь быть? спросил у него дядя.

- Марком Данилычем,- с важностью ответил Гаврилушка.

- Каким Марком Данилычем? - спросил Герасим.

- Купец у нас есть в городу. Смолокуров Марко Данилыч,- усмехнулась на затейный ответ своего любимчика Пелагея.- На него по нашей деревне все прядут. Богатеющий. Вишь куда захотел! - гладя по головке сына, обратилась она к нему.- Губа-то у тебя, видно, не дура.

- Смолокуров? Помню что-то я про Смолокурова,- молвил Герасим.- Никак батюшка покойник работал на него?

- Надо быть так,- ответила Пелагея.

- Работай хорошенько, Гаврилушка, да смотри не балуй, по времени будешь таким же богачом, как и Марко Данилыч,- промолвил Герасим и спросил Пелагею про третьего сына.

- Вот и он,- молвила Пелагея Филиппьевна.- Харламушка, подь к дяденьке.

- Тебе который год? - спросил Герасим у подошедшего к нему и глядевшего исподлобья пузатенького мальчугана, поднимая ему головку и взявши его за подбородок.

- Восьмой,- отвечал Харламушка.

- Что поделываешь?

- Хожу побираться,- бойко ответил он. Промолчал Герасим, а Пелагея отвернулась, будто в окно поглядеть. Тоже ни слова.

- А четвертый где? - спросил у нее Герасим после недолгого молчанья.

Подошла Пелагея к углу коника, куда забился четвертый сынок, взяла его за ручонку и насильно подвела к дяде. Дикий мальчуган упирался, насколько хватало у него силенки.

- Этот у нас не ручной, как есть совсем дикой,- молвила Пелагея.- Всего боится, думаю, не испортил ли его кто.

- Как тебя зовут? - спросил четвертого племянника Герасим, взявши его за плечо.

Всем телом вздрогнул мальчик от прикосновенья. Робко смотрел он на дядю, а сам ни словечка.