На горящем самолете

Руфа вспомнила, что где-то читала, как Бауман тюрьме потуже затягивал ремень, когда чувствовал сильный голод.

— Леля, затяни ремень потуже, — сказала она.

— Зачем?

— Не так будет хотеться есть.

Леля улыбнулась и ничего не ответила. Потом погрустнела и, глядя куда-то в сторону, негромко произнесла:

— Сегодня второе мая. День моего рождения.

— Правда, Леля? Поздравляю… Ну что же тебе подарить?

Машинально Руфа сунула руку в карман брюк и вдруг обрадовано воскликнула:

— Есть!_ Есть подарок! Вот…

Она достала два семечка. Два… Больше не было, сколько ни шарила Руфа в карманах.

В плавнях они провели целый день. Изредка неподалеку ухал миномет. Временами слышна была перестрелка. По очереди девушки спали, вернее, дремали, каждую минуту открывая глаза. Вокруг них прыгали птицы, весело переговариваясь на своем птичьем языке. Их можно было даже потрогать рукой — они не боялись людей. По-весеннему грело солнце.

Вечером выбрались из плавней и долго шли зарослями, а потом лесом. Случайно наткнувшись на шалаш, замерли в испуге — что делать? В шалаше заговорили по-немецки, и девушки бросились бежать. Едва они успели спрятаться за каким-то бугорком, как два(50) немца, встревоженные шумом, выскочили из шалаша и застрочили наугад из автоматов. Постояли еще некоторое время, прислушиваясь, потом один из них ушел в шалаш, а другой остался караулить. Он то ходил, напевая что-то, то садился, и только к утру, когда начало рассветать, задремал. Девушки осторожно, чтобы он не услышал, отползли в сторону.

Снова шли они по лесу до тех пор, пока не стало совсем светло. Тогда решили, что одна из них влезет на дерево и посмотрит, далеко ли тянется лес.

На пригорке у оврага стоял ветвистый дуб. Руфа забралась на него и на сплетении толстых веток, в углублении, увидела стреляные гильзы. Здесь сидел разведчик или снайпер. Чей? Может быть, свой?

Она хотела, уже было лезть выше, как вдруг услышала громкий голос Лели:

— Стой! Руки вверх!

Руфа взглянула вниз и ахнула. Леля стояла, направив дуло пистолета прямо на солдата, который, видимо, поднимался из оврага. Солдат с растерянным видом поднял руки. Оружия при нем не было.

— Не двигаться! Отвечай — кто такой?

Тот, недоуменно озираясь, смотрел то на Лелю, то на Руфу, спрыгнувшую с дерева. Судя по форме, это был наш, советский солдат. Совсем еще молодой парень, круглолицый, с веснушками.

— Ну, отвечай! Или я буду стрелять!

— Да я… Тут вот вышел на минуту. Вода там, в овраге…

— Где твоя часть?

— Тут, недалечко… За бугром

Парень то растерянно улыбался, то испуганно таращил глаза, когда Леля сердитым голосом задавала ему вопросы(51) — А где немцы?

— Да тут, рядом, за леском… недалечко, — он кивнул головой.

— Покажи документы. Ладно, опусти руки.

Солдат порылся в кармане, виновато протянул небольшую книжечку.

— Эх, ты! — сказала Леля. — Что ж ты так? А если б тебя немцы?

Парень помялся, не зная, что ответить.

— Так я ж вижу — вы свои…

— Свои… А может быть — чужие! Откуда ты знаешь? Ну, веди нас к командиру!

В тот же день они приехали на машине в свой полк.

— Девочки, Леля и Руфа вернулись!_

Весть моментально разнеслась по полку. Их обнимали, расспрашивали, поздравляли с наградой… А они, грязные, усталые, похудевшие за эти дни, вяло отвечали на вопросы, через силу улыбались. Им хотелось спать, только спать…

Лето 1943 года на Кубани было трудным. «Голубую линию» Гитлеровцы удерживали прочно, очевидно рассчитывая сделать ее плацдармом для наступления.

Отходя с Северного Кавказа, из-под Ставрополя и Майкопа, враг стянул сюда большие силы, много техники и средств ПВО и сосредоточил все это на сравнительно небольшой площади Таманского полуострова.

Каждую ночь ПО-2 летали бомбить немецкий передний край, укрепленные районы и ближние тылы. Новороссийск, Анапа, Крымская, Гостагаевская, Варениковская, Темрюк…

Для того чтобы в течение ночи сделать как можно больше боевых вылетов, полк обычно еще до наступления темноты перелетал поближе к линии фронта, на так называемый аэродром под скока. Отсюда девушки летали всю ночь, а утром снова возвращались на основной аэродром. Иногда экипажи успевали слетать нацель по десять — двенадцать раз за ночь. Это было очень утомительно.

Часто, когда днем после боевой работы Руфа спала коротким тревожным сном, ей снились прожекторы. Широкие ярко-белые лучи качались в темноте, сплетаясь в живые сети. Она просыпалась, стараясь отогнать тяжелые видения. Но как только закрывала глаза, снова вспыхивали огни и в темноте шарили лучи…(52)

С тех пор как Руфу назначили штурманом эскадрильи, у нее появилось много дополнительных забот. В эскадрилью влились молодые штурманы из числа тех девушек, которые сначала работали вооруженцами, но здесь же, в полку, переучились на штурманов. Сними нужно было заниматься, объяснять теорию и практику штурманского дела. Времени у Руфы не хватало. Много занималась с молодыми штурманами и Женя Руднева, штурман полка, с которой Руфа училась в университете. Она организовала даже что-то вроде постоянных штурманских курсов.