Именно тогда, не без участия Александра Свиренко, с которым после отъезда Анохина я проводил почти все свободное время, я решился исполнить то, о чем грезил уже много лет – увидеть жизнь во всех ее проявлениях и узнать наконец-то, о чем Гофт так и не смог рассказать.
Это случилось одним дождливым июльским вечером, когда я и Свиренко решили зайти в кофейню, чтобы немного обсохнуть. Мы о чем-то оживленно спорили. Если честно, сути этого спора я уже и не помню. А потом Свиренко вдруг оживился:
– Знаешь, что нам стоит сделать как можно быстрее? Накопить денег и съездить к морю. Уже два года не ездил к морю.
– Да, наверное, было бы неплохо, – равнодушно ответил я.
– Неплохо? И это все? – Свиренко недовольно покачал головой. – Как можно быть таким равнодушным к морю? Это ведь сущее удовольствие – растянуться ночью на гальке, выпить вина, а потом раздеться догола и прыгнуть в теплую воду. Неплохо… Неплохо выпить прохладного пива, а дикий пляж на берегу моря – это… – он прервался на полуслове. – Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?
– Не знаю. Я никогда не был на море, – признался я стыдливо. Мои новые друзья были из более обеспеченных семей, чем мы с Анохиным, и порой они забывали о том, что для кого-то их повседневность – это несбыточная мечта.
– Ты вообще где-нибудь бывал? – спросил он как будто бы даже с презрением.
– Только здесь.
– Это никуда не годится. Пора бы уже тебе посмотреть, как устроен этот мир.
Свиренко замолчал, а я сидел, стыдясь своей ограниченности.
После нашего разговора я каждый месяц откладывал половину зарплаты в коробку из-под печенья, чтобы купить котелки, походный рюкзак и однажды отправиться в путь, в никуда. По выходным я ездил со Свиренко по всем городским барахолкам, чтобы прикупить очередную вещичку, которая могла пригодиться в дороге. Я бы многое отдал, чтобы еще раз пережить с ним эти деньки, когда мы скитались вместе по улицам от одних странных ребят к другим, а он поил меня горячим зеленым чаем и говорил:
– Знаешь, что сказал Тандзан своим ученикам? – тогда он увлекался дзен-буддизмом и все время твердил мне о нем.
– Понятия не имею. Ты лучше скажи, чем он зарабатывал на жизнь, – я не особенно разделял его религиозные увлечения, ведь вырос в рабочей среде, в которой поп был персонажем довольно оскорбительных анекдотов, а религиозные обряды соблюдались скорее по привычке.
– Как и все монахи, просил подаяния – ответил Свиренко осторожно.
– Тогда мне нет дела до того, что сказал попрошайка, – и я ехидно посмеивался.
Свиренко не злился. Он знал, что я не хотел его обидеть и с уважением относился к его увлечению буддистскими практиками, просто никогда не упускал возможности его поддеть. Остальных приятелей я видел все реже. Не было времени просиживать в барах, да и в карманах всегда было пусто. Я встречался с ними на выходных, чтобы хорошенько напиться и немного расслабиться, а заодно узнать, что происходит в городе.
Когда я скопил достаточно денег на поездку, уже наступила зима. Чтобы собрать необходимую сумму, пришлось сэкономить на теплой одежде, и я носился повсюду в старой клетчатой куртке и истрепанных джинсах, а ночами, тщетно пытаясь согреться, смотрел на рюкзак, бесполезно стоящий в углу.
Время шло, а я, утомленный пустым ожиданием, все так же работал. Вечерами ехал к Свиренко, который жил тогда с прелестной девушкой, Анастасией Кат. С Настей я познакомился той же зимой. Рассказал как-то Свиренко об одной девчонке с зелеными волосами, которую увидел возле университета, и этим же вечером выяснилось, что он знал ее еще с тех времен, когда учился в вечерней школе. Он обещал меня с ней познакомить. Но вскоре я получил сотрясение в драке и три недели провел в отделении травматологии, а когда вернулся домой, они уже были вместе.